Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Даже коммунистическая партия, где состоял ее муж, чувствовала себя независимой, как никогда прежде. В 1960-х гг. КПИ все больше сближалась с позицией китайской стороны в расколе между КНР и СССР — отчасти потому, что Пекин охотнее поддерживал Индонезию в ее территориальных конфликтах. Формально, однако, КПИ сохраняла идеологическую верность антисталинской линии Советского Союза. Это были годы, когда Мао временно отодвинули от власти вследствие катастрофического провала Большого скачка, начатого в 1958 г. Подозревая, что Советы пытаются вставлять ему палки в колеса, Мао проигнорировал рекомендации советских агрономов и запустил утопичную до абсурда программу преобразования сельского хозяйства. Разразившийся в результате голод унес жизни миллионов людей, и другие лидеры Коммунистической партии Китая обоснованно возложили вину за это на председателя Мао. Он был вынужден оставить партийную должность и уйти с поста главы государства, так что в 1960 г. на его глазах Лю Шаоци и Дэн Сяопин взяли экономику под свой контроль, восстановили мелкий капитализм и временно урезали полномочия Мао до роли номинального лидера, отвечавшего за идеологию{315}.

Более важным было то, что Коммунистическая партия Индонезии не считала себя обязанной выполнять чьи бы то ни было приказы{316}

. Теперь это была третья по величине коммунистическая партия в мире, крупнейшая за пределами Китая и Советского Союза, и ее стратегия ненасильственного, непосредственного взаимодействия с массами принесла впечатляющие результаты. Теперь в КПИ состояли 3 млн действующих членов. Связанные с партией организации, включая СОБСИ (Центральная Всеиндонезийская рабочая организация), ЛЕКРА (Народное учреждение культуры), Индонезийский фермерский союз, Pemuda Rakyat («Народная молодежь») и Gerwani

(женское движение «Гервани»), насчитывали по меньшей мере 20 млн членов. В сумме это составляло почти четверть населения Индонезии, на тот момент достигшего 100 млн человек, включая детей, так что почти треть взрослых жителей страны, зарегистрированных в качестве избирателей, были связаны с КПИ{317}. Эти организации открыто действовали во всех уголках страны, но на общенациональном уровне их влияние на политику почти полностью зависело от Сукарно. У них не было другого выбора. У них не было никаких технических средств перехвата власти — ни оружия, ни ящика для бюллетеней, они были мирными с момента изгнания голландцев, а еще «направляемая демократия» (а также поддерживавшаяся США индонезийская армия, всерьез встревоженная постоянными победами коммунистов) лишила их возможности принимать участие в выборах{318}

.

По другую сторону политического водораздела военные союзничали с мусульманскими группами и все больше опирались на помощь Соединенных Штатов, предоставляемую с большой охотой. Индонезийские военные радикально усилили свое влияние еще в 1958 г., когда ЦРУ пыталось расколоть страну, а Программы гражданских инициатив Кеннеди и Джонсона обеспечили им ресурсы и подготовку, необходимые для того, чтобы стать политической и экономической силой, с которой приходится считаться. Политические демаркационные линии были очевидны для каждого интересующегося: коммунисты и Сукарно на одной стороне, армия и Запад на другой.

И Сукарно ощущал, что может противостоять Западу как равный равному. Его революция обыграла ЦРУ в 1958 г. — он заставил Кеннеди и Нидерланды отступить в Западной Новой Гвинее. Поскольку интервенции в Бразилии и усиливающееся вторжение во Вьетнам очевидным образом подтверждали его мнение о Вашингтоне как об империалисте-агрессоре, Сукарно чувствовал, что находится в истории на стороне справедливости. Поэтому он переоценил свои силы и отбыл в Великобританию, хотя на родине проблемы росли как снежный ком.

Konfrontasi

Малайя, колониальное владение, занимающее Малайский полуостров от границы Таиланда до оконечности, где находится Сингапур, была одной из последних и самых важных британских территорий в Азии. Когда Лондон наконец деколонизировал этот регион и начал создавать новую страну Малайзию, Сукарно стал непримиримым противником тех форм, которые принял этот процесс. Он был убежден, что англичане пользуются имперскими хитростями, чтобы ослабить революционные силы в Азии. По большей части он был прав — и Говард Джонс это знал{319}.