Метод «Джакарта». Антикоммунистический террор США, изменивший мир

Индонезийские левые знали, что британцы использовали свой «особый отдел», или полицейскую разведку, чтобы захватывать и подкупать членов малайзийского коммунистического движения и проникать в его ряды, добиваясь, чтобы деколонизация на этой территории прошла по их плану{324}. Великобритания кроила Малайзию, беззастенчиво пытаясь обуздать силы левого национализма, самым знаменитым в мире поборником которого был, пожалуй, Сукарно, совсем рядом — по ту сторону проницаемой границы на индонезийском Борнео. В этих условиях толика тревоги и подозрительности, пожалуй, была неизбежна.

Однако американским чиновникам в подобного рода реакциях виделась обычно лишь раздражающая паранойя. Этот взгляд разделял и разработчик теории модернизации Лукиан Пье, договорившийся до того, что антиамериканизм постколониальных государств — это не что иное, как проявление психопатологии{325}

.

По мере роста напряженности на международной арене рядовым индонезийцам жилось все хуже. Из-за экономического кризиса стало трудно купить товары повседневного спроса, и простые люди, не увлекавшиеся политическими дискуссиями, не понимали, что происходит.

Магдалена

Тяготы жизни сполна ощутила и одна скромная молодая девушка из деревни Пурвокерто в Центральной Яве{326}.

Магдалена выросла в проблемной крестьянской семье, одолеваемой постоянными раздорами, болезнями и бедностью. Как и большинство жителей Явы (за существенным исключением — этнических китайцев), она была мусульманкой, но никогда не углублялась в изучение Корана. В школе она любила гамелан, традиционную форму яванского музицирования, — маленький оркестр ударных инструментов исполняет медитативные инструментальные пьесы с прихотливым тоновым рисунком: очень медленно тон то повышается, то понижается, и звучание может длиться целые часы. Однако жизнь быстро заставила ее забыть об этом увлечении. В 13 лет ей пришлось бросить школу и наняться прислугой в богатый дом поблизости. Когда ей исполнилось 15, ее мать заболела, Магдалена вернулась домой и принялась продавать соседям все, что можно было продать, лишь бы выручить немного денег: дрова, салаты, готовые блюда, жареную кассаву — все, что удавалось раздобыть. Девушке было 16, когда экономический спад усугубился, а Konfrontasi

стала главной темой для обсуждения в столице, и ее маленький бизнес зачах. Магдалена никогда не бывала в большом городе, но ходили слухи, будто в Джакарте легче найти работу. Ее тетя, у которой были кое-какие знакомые в столице, пообещала помочь ей там устроиться. Кончилось тем, что Магдалена села в поезд и провела в пути целый день, медленно двигаясь на запад по путям, проложенным голландцами сто лет назад, пока не приехала в Джакарту — совершенно одна. Миновав по дороге Национальный монумент независимости, она подивилась его масштабу — раз в десять выше любого здания, которые ей доводилось видеть.

Насчет шансов отыскать работу слухи подтвердились. Почти сразу девушка устроилась на фабрику по пошиву футболок. Новый работодатель поселил ее в маленькую общую квартирку, пристроенную к офису компании, где она жила с другими девушками. По утрам Магдалена надевала униформу и ждала шести с небольшим, когда к их маленькому дому в Джатинегаре, в Восточной Джакарте, подкатывал большой грузовик. Девушки набивались в кузов, ехали в Дурен Тигу в южной части столицы, и утренний город проносился у Магдалены перед глазами. Они работали с семи до четырех, и им неплохо платили. Мужчины стирали ткань, а женщины вырезали из нее детали нужной формы. Работники в другой мастерской все это сшивали.

Магдалена считала условия хорошими и быстро узнала, что за это нужно благодарить СОБСИ, сеть профсоюзов, связанную с Коммунистической партией Индонезии, которая объединила в организацию большинство рабочих страны. Она вступила в нее, как и все остальные, и через несколько месяцев получила незначительную административную должность в местном профсоюзе, почти не предполагавшую реальных обязанностей. Магдалена приезжала, резала ткань и уезжала домой.

Это было ее первое, очень незначительное знакомство с индонезийской политикой. Она почти не понимала революционные лозунги или идеологический жаргон радиопередач, звучавших во время работы. Она помнит, что однажды услышала слово «насаком» и не имела ни малейшего представления, что это значит. Она практически ничего не знала о коммунистической партии или о том, связана ли та как-то с ее работой. А вот СОБСИ имеет к этому отношение — это она знала — и много помогает.

«Они поддерживали нас, прикрывали нас, и их подход работал, — сказала она. — Еще как работал. Вот и все, что мы знали».