Читаем Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе полностью

Эта добрая привычка пригодится в любом разговоре: старайтесь помогать собеседникам, реальным или воображаемым, уточняя, что именно они хотят сказать; и если даже вам непонятно, что конкретно они имеют в виду, то все равно исходите из того, что они умны и благонамеренны, а в их словах скорее есть смысл, чем нет[146].

Сократ с еще большим усердием следует этому принципу в «Теэтете». В этом диалоге он намеревается оспорить взгляды Протагора. К сожалению, Протагора уже нет в живых, и поэтому Сократу предстоит воссоздать суждения этого мыслителя, прежде чем их опровергнуть. Он начинает с приписывания Протагору мнения о том, что «человек есть мера всех вещей». Это утверждение способно нести различные смыслы, которые отчасти правдоподобны, а отчасти нет. Рассуждая о Протагоре, Сократ говорит: «Мудрому мужу, разумеется, не подобает болтать вздор. Так что последуем за ним»[147]. Потом он приводит примеры, придающие позиции Протагора максимальную убедительность, а затем на нескольких страницах доказывает, что подробно описанная им точка зрения все же несостоятельна. Далее еще больший объем текста посвящается тем убедительным ответам, какими мог бы встретить все изложенные возражения сам Протагор, если бы участвовал в обсуждении. Наконец, еще большее количество страниц уходит на оспаривание этих гипотетических ответов – и так далее. Читатель этого диалога (как, впрочем, и любого другого) обычно поражается изобретательности Сократа, с равной искушенностью придумывающего аргументы как в поддержку, так и в опровержение своей позиции. Желание и умение человека противопоставлять сильные аргументы своим собственным воззрениям, делая это даже лучше оппонентов, – отличная проверка сократического прогресса.

В нынешние времена подобные практики называются принципом доверия: интерпретируйте аргументы ваших собеседников наиболее разумным способом, на который вы способны, и представляйте их в наилучшем свете. Этот принцип приписывался многим авторам; однако, как и большинство важнейших интеллектуальных методов, он восходит к Сократу. Когда Сократ оспаривает чью-либо позицию, он изображает ее в наиболее сильном и привлекательном виде, иногда, по сути, проделывая за оппонента его же работу. Короче говоря, Сократ не бежит от сложных проблем, желая защитить свою позицию, а, напротив, идет им навстречу. Практический совет в данном случае таков: анализируя чужую аргументацию, придерживайтесь варианта, который больше подходит вашему противнику или партнеру, чем вам.


Обида

. Тот, кто практикует сократический метод, старается не обижать других и не обижаться сам. В диалоге, где вы ищете истину вместе с партнером, риск личных оскорблений весьма высок. Разговоры на принципиальные темы нередко затрагивают сюжеты, чувствительные для обеих сторон, а сильные чувства задеть легко. Когда на карту поставлены такие чувства, стоит вам не согласиться с собеседником, он может счесть это личным выпадом (независимо от рациональности вашего аргумента), который вызовет у него возмущение. Если такое происходит, то диалог перестает быть исследованием и превращается в нечто другое.

Сократ упоминает об этой проблеме. Он предупреждает Горгия о случаях, когда два человека спорят и

Горгий, 457d

один скажет другому, что тот выражается неверно или неясно, и вот уже оба разгневаны и каждый убежден, будто другой в своих речах руководится лишь недоброжелательством и упорством, а о предмете исследования не думает вовсе. Иные в конце концов расстаются самым отвратительным образом, осыпав друг друга бранью и обменявшись такими оскорблениями, что даже присутствующим становится досадно, но только на себя самих: зачем вызвались слушать подобных людей?

(Обратите внимание, сколь мало изменилось спустя тысячелетия.) Сократ беспокоится из-за того, что он противоречит Горгию; ему необходимо убедиться в том, что собеседник не усмотрит здесь ничего личного. Если же Горгий почувствует себя оскорбленным, то нужно будет остановиться. Сократ поступает так и в других диалогах.

Федр,

264e

ФЕДР. Ты высмеиваешь нашу речь, Сократ?

СОКРАТ. Так оставим ее, чтобы тебя не сердить, хотя, по-моему, в ней есть много примеров, на которые было бы полезно обратить внимание, но пытаться подражать им не очень-то стоит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги