Читаем Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе полностью

Менон, 75c–d

МЕНОН. Если вдруг кто-нибудь тебе скажет, что не знает, что такое окраска, и точно так же не может судить о ней, как и об очертаниях, понравится ли тебе тогда твой ответ?

СОКРАТ. Да он будет чистой правдой, Менон! Если вопрошающий окажется одним из тех мудрецов – любителей спорить и препираться, я отвечу ему: «Свое я сказал, а если я говорю неправильно, то теперь твое дело взять слово и уличить меня». Если же собеседники, как мы с тобой сейчас, захотят рассуждать по-дружески, то отвечать следует мягче и в большем соответствии с искусством вести рассуждение.

Рассмотренный здесь подход можно применять и для изучения самих себя. Сократическая функция в вашем разуме, как и в диалогах, работает подобно гироскопу. Она помогает сохранить ориентацию и удержать баланс. Когда собеседникам не хватает уверенности, Сократ их подбадривает. Когда они чрезмерно надуваются, он помогает им сдуться. Сократический инстинкт внутри отдельного «я» работает аналогичным образом. В определенные моменты он способен выполнять работу шекспировского придворного шута. Такая работа состоит в том, чтобы ставить на место тех, кто себя переоценивает. Он насмехается над самомнением и высокомерием, когда их следует высмеять; он долго и упорно ищет на короле наряд, но не находит его. А когда король приходит в ярость, он досадует и удивляется.

11

Невежество

Сократические диалоги ведутся на разные темы, но в центре каждого из них один и тот же сюжет: соотношение знания и невежества. Помимо всего прочего, Сократ в общении с собеседниками обычно показывает, что некто, считающий себя экспертом, зачастую не обладает теми знаниями, которые, как ему казалось, у него имеются. А это помогает нам понять, что и мы сами особой осведомленностью тоже не отличаемся. Сократ постоянно показывает, как трудно добраться до истины; и если нам посчастливится, то этот путь еще больше разожжет в нас жажду приблизиться к ней, требуя при этом сохранять скромность. Невежество служит Сократу и тактическим инструментом – опираясь на него, легче приступать к вопрошанию, раскрывая убеждения других, а также сносить нападки на собственные тезисы. В этой главе рассказывается о различных ролях, которые невежество играет в методе Сократа.


Сократическое невежество в целом. Философствование может начинаться и заканчиваться в самых разных точках. Если взглянуть на сократическую философию, то для нее и отправным пунктом, и местом назначения выступает одно и то же: постулат «я не знаю». Разумеется, между двумя этими точками можно обнаружить прогресс и совершенствование, но это отнюдь не прямой путь от вопроса к ответу – скорее это путешествие от одного вопроса к другому вопросу. Кроме того, это еще и смена координат: вместо того чтобы продвигаться от одной конкретики к другой, вы привыкаете к постоянному поиску без всякой определенности. Представьте, что под матрасом лежит горошина, и вы всё ворочаетесь и ворочаетесь, пытаясь улечься поудобнее, но в конце концов смиряетесь с тем, что комфорта все равно не добиться – и это нормально. Невежество, собственно, и есть такая горошина. В сократической философии оно значит многое: это и шокирующее открытие, и хроническое состояние, и движущая сила, и заклятый враг – а также, возможно, неизбежность.

Сократическое изыскание начинается с осознания собственного невежества, то есть с понимания того, насколько мы далеки от мудрости, которой хотели бы обладать, и от окончательных ответов на самые важные вопросы. Эта идея изложена в «Апологии» – защитительной речи Сократа на суде, где он рассказывает о том, как начал свою философскую деятельность. Пифия сообщила посетителю Дельфийского оракула, что нет человека, который был бы мудрее Сократа. Вот как он описывает свою реакцию на эти слова:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги