— Подожди меня здесь, я пойду нашего человека поищу. — Ульман оставил его у торговых рядов и исчез.
Но у Артема были свои дела. Спустившись на рельсы, он подошел к блокпосту и заговорил с хмурым пограничником.
— К ВДНХ еще можно пройти?
— Пока пускаем, но ходить не советую, — отозвался тот. — Что, не слышал, что там творится? Какие-то упыри лезут, да так, что не остановить. У них там чуть не вся станция полегла. Там, видно, здорово припекает — уж если наше скупердяйское начальство решило им боеприпасы безвозмездно поставлять, только чтобы те до завтра продержались…
— А что завтра будет?
— Завтра все к чертям взорвем. На триста метров от Проспекта в обоих туннелях заложим динамит — и все, не поминайте лихом.
— Но почему вы просто им не поможете? Неужели у Ганзы сил недостает?
— Тебе же говорят — там упыри. Так все ими и кишит, никакой подмоги не хватит.
— А что с людьми с Рижской? С самой ВДНХ?! — Артем не верил своим ушам.
— Мы их еще несколько дней назад предупредили. Вон, идут к нам потихоньку — Ганза принимает, у нас тоже не звери. Но лучше бы поторопились. Как время выйдет, так и привет. Так что ты постарайся поскорее обернуться. Что у тебя там? Дела? Семья?
— Все, — ответил Артем, и пограничник понимающе кивнул.
Ульман стоял в арке, тихонько переговариваясь с высоким молодым человеком и строгим мужчиной в кителе машиниста и при полных регалиях начальника станции.
— Машина наверху, бак залит. У меня тут на всякий случай еще рации и защитные костюмы, и еще «Печенег» с СВД, — парень указал на две большие черные сумки. — Подниматься можно в любой момент. Когда нам надо наверх?
— Сигнал будем ловить через восемь часов. К тому времени уже должны быть на позиции, — ответил Ульман. — Гермозатвор работает? — обратился он к начальнику.
— В порядке, — подтвердил тот. — Когда скажете. Только людей надо будет отогнать, чтобы не перепугались.
— У меня все. Значит, отдыхаем часиков пять, и потом — полный вперед, — подвел итог Ульман. — Ну что, Артем? Отбой?
— Я не могу, — отведя напарника в сторону, сказал ему Артем. — Мне обязательно надо сначала на ВДНХ. Попрощаться и вообще посмотреть. Ты был прав, они все туннели от Проспекта Мира будут взрывать. Даже если мы живыми оттуда вернемся, я своей станции больше не увижу. Мне надо. Правда.
— Слушай, если ты просто наверх идти боишься, к черным своим, так и скажи, — начал было Ульман, но, встретив Артемов взгляд, осекся. — Шутка. Извини.
— Правда, надо, — повторил Артем.
Он не сумел бы объяснить этого чувства, но знал, что на ВДНХ он все равно пойдет — любой ценой.
— Ну, надо так надо, — растерянно отозвался боец. — Обратно вернуться ты уже не успеешь, особенно если там с кем-то прощаться собираешься. Давай так сделаем: мы отсюда по Проспекту Мира на машине поедем с Пашкой — это тот, с баулами. Раньше собирались прямиком к башне, но можем сделать крюк и заехать к старому входу в метро ВДНХ. Новый весь разворочен, ваши должны знать. Будем тебя там ждать. Через пять часов пятьдесят минут. Кто не успел, тот опоздал. Костюм взял? Часы есть? На, возьми мои, я с Пашки сниму, — он расстегнул металлический браслет.
— Через пять часов пятьдесят минут, — кивнул Артем, сжал Ульману руку и бросился бежать к блокпосту.
Увидев его снова, пограничник покачал головой.
— А в этом перегоне больше ничего странного не происходит? — вспомнил Артем.
— Ты про трубы, что ли? Ничего, залатали кое-как. Говорят, голова только кружится, когда мимо проходишь, но чтобы умирали, такого нет, — ответил пограничник.
Артем кивком поблагодарил его, зажег фонарь и шагнул в туннель.
Первые десять минут в голове суматошно крутились какие-то мысли: об опасности лежащих впереди перегонов, о продуманном и разумном устройстве жизни на Белорусской, потом о «маршрутках» и настоящих поездах. Но постепенно темнота туннеля высосала из него эти лишние, суетно мелькающие картинки и обрывки фраз. Сначала наступили спокойствие и пустота, потом он задумался о другом.
Его странствие подходило к концу. Артем и сам не смог бы сказать, сколько времени он отсутствовал. Может быть, прошло две недели, может, больше месяца.
Каким простым, каким коротким казался ему путь, когда он, сидя на дрезине на Алексеевской, разглядывал в свете фонарика свою старую карту, пытаясь наметить дорогу к Полису… Перед ним тогда лежал неведомый мир, о котором ему достоверно ничего не было известно, и поэтому можно было выстраивать маршрут, задумываясь о продолжительности дороги, а не о том, во что она превращает идущих по ней путников. Жизнь предложила ему совсем другой вариант, запутанный и сложный, смертельно опасный, и даже случайные попутчики, разделявшие с ним небольшие отрезки его пути, часто платили за это жизнью.
Артем вспомнил Олега. У каждого есть свое предназначение, говорил ему на Полянке Сергей Андреевич. Не могло ли быть так, что предназначением этой короткой детской жизни оказалось страшная, нелепая погибель ради спасения нескольких других людей? Во имя продолжения их дела?