Метро

Опорой ему служило сознание того, что он выполняет задание огромной важности, что на кон поставлено выживание всего метро и что эта миссия не случайно была поручена именно ему. Сознательно или нет, Артем во всем искал доказательств тому, что он избран для исполнения этого задания, но не Хантером, а кем-то или чем-то большим. Уничтожить черных, избавить от них родную станцию и близких людей, помешать им разрушить метро — это была задача, достойная того, чтобы стать стержнем жизни. И все, что с Артемом случилось во время его странствий, доказывало только одно: он не такой, как все. Ему уготовано что-то особенное. Именно он должен стереть в порошок, истребить нечисть, которая в противном случае сама расправится с остатками человечества. Пока он шел по этому пути, верно истолковывая посылаемые ему знаки, его воля к успеху побеждала реальность, играя со статистическими вероятностями, отводя пули, ослепляя чудовищ и врагов, а союзников заставляя появляться в нужное время в нужном месте. Как иначе понять, почему Данила отдал ему план расположения ракетной части, а сама эта часть чудом не была уничтожена десятки лет назад? Как еще объяснить то, что, вопреки здравому смыслу, он встретил одного из немногих, а может, единственного выжившего ракетчика на все метро? Артемово личное Провидение вкладывало ему в руки могучее орудие и посылало ему человека, помогающего нанести смертельный удар по необъяснимой и беспощадной силе, сокрушить ее? Как иначе истолковать все чудесные спасения Артема из самых отчаянных ситуаций? Пока он верил в свое предназначение, он был неуязвим, хотя шедшие рядом с ним люди гибли один за другим.

Мысли Артема соскользнули на сказанное Сергеем Андреевичем на Полянке про судьбу и сюжет. Тогда эти слова толкнули юношу вперед, словно новая, смазанная пружина, вставленная в изношенный, проржавевший механизм заводной игрушки. Но вместе с тем они чем-то были ему неприятны. Может, тем, что эта теория лишала Артема свободной воли, и если бы он теперь принимал решение, то сделал бы это, не следуя собственной прихоти, но покоряясь сюжетной линии своей судьбы. А с другой стороны, как можно было после всего произошедшего с ним отрицать существование этой линии? Теперь он не мог уже больше поверить в то, что вся его жизнь — только цепь случайностей. Слишком много уже пройдено, и с этой колеи нельзя сойти просто так. Если он зашел так далеко, то вынужден идти и еще дальше — такова неумолимая логика избранного пути. Сейчас уже поздно сомневаться. Он должен идти вперед, даже если это означает нести ответственность не только за собственную жизнь, но и за жизни других. Все жертвы не напрасны, он должен их принимать, он обязан пройти свой путь до конца и завершить то, ради чего он оказался в этом мире. Это и есть его судьба.

Как же ему раньше не хватало этой ясности в мыслях! Он-то все время сомневался в своей избранности, отвлекался на глупости, колебался, а ответ всегда был рядом. Прав был Ульман: усложнять жизнь ни к чему.

Теперь Артем шел, бодро печатая шаг. Никакого шума из труб он так и не услышал; в туннелях до самой ВДНХ вообще не встретилось ничего опасного. Однако все время Артему попадались люди, идущие к Проспекту Мира: он двигался против потока несчастных, загнанных, бросивших все и бегущих от опасности. Они озирались на него, как на сумасшедшего: он один шел в самое логово ужаса, в то время как остальные старались покинуть проклятые места. Ни у Рижской, ни у Алексеевской дозоров не было. Погрузившись в свои мысли, Артем сам не заметил, как подошел к ВДНХ, хотя и прошло не меньше полутора часов.

Ступив на станцию и оглядевшись вокруг, он невольно вздрогнул — до того она напоминала ему ту ВДНХ, которую он видел в своих кошмарах. Половина освещения не работала, в воздухе стоял запах пороховой гари, где-то в отдалении слышались стоны и надрывный женский плач.

Артем взял автомат в руки и двинулся вперед, осторожно огибая арки и внимательно присматриваясь к теням. Похоже было, что черным удалось, по крайней мере один раз, прорвать заслоны и добраться до самой станции. Часть палаток была разметана, в нескольких местах на полу виднелись засохшие следы крови. Кое-где еще жили люди, иной раз сквозь брезент даже просвечивал фонарик.

Из северного туннеля доносилась отдаленная стрельба. Выход в него был перекрыт горой мешков с грунтом высотой в человеческий рост. Три человека прижимались к этому брустверу, наблюдая за туннелем сквозь бойницы и держа подходы на прицеле.

— Артем? Артем! Ты здесь откуда? — окликнул его знакомый голос.

Обернувшись, он заметил Кирилла — одного из членов отряда, с которым он в самом начале своего путешествия выбирался с ВДНХ. Рука у Кирилла была на перевязи, а волосы на голове казались всклокоченными еще больше, чем обычно.

— Вот, вернулся, — неопределенно ответил Артем. — Как вы тут держитесь? Где дядя Саша, где Женька?

— Женька! Хватился… Убили его, неделю назад уже, — мрачно сказал Кирилл.

Сердце у Артема ухнуло вниз.

— А отчим?