Метро

Артем стоял сейчас на грани осознания чего-то невероятно важного — он уже испытывал это чувство в самом начале своего похода, когда сидел у костра на Алексеевской. Это было именно оно — ясное ощущение, что километры туннелей и недели блужданий снова вывели его к потайной дверце, открыв которую он обретет понимание всех тайн вселенной и вознесется над убогими человеками, выдолбившими свой мирок в неподатливой мерзлой земле, зарывшимися в него с головой. Он мог отворить дверцу уже в тот раз, и все его нынешнее странствие было бы ни к чему. Но тогда он попал к этой двери случайно, заглянул в замочную скважину и отпрянул, испугавшись увиденного. А теперь его долгий путь заставлял Артема без колебаний распахнуть ее и предстать перед светом абсолютного знания, который хлынет наружу. И пусть свет ослепит его: глаза будут неуклюжим и никчемным инструментом, годным лишь для тех, кто ничего в своей жизни не видел, кроме закопченных сводов туннелей и замызганного гранита станций.

Артем должен был только протянуть руку навстречу поданной ему ладони — пусть страшной, пусть непривычной, обтянутой лоснящейся черной кожей, но, несомненно, дружеской. И тогда дверь откроется. И все будет по-другому. Перед ним распахнулись необозримые новые горизонты, прекрасные и величественные. Сердце заполнила радость и решимость, и была только капелька раскаяния в том, что он не смог понять всего этого раньше, что он гнал от себя друзей и братьев, тянувшихся к нему, рассчитывавших на его помощь, его поддержку, потому что только он один во всем мире может это сделать.

Он взялся за ручку двери и потянул ее вниз.

Сердца тысяч черных далеко внизу вспыхнули радостью и надеждой.

Тьма перед глазами рассеялась и, приникнув к биноклю, он увидел, что сотни черных фигурок на далекой земле замерли. Ему показалось, что все они сейчас смотрят на него, не веря, что столь долго ожидаемое чудо свершилось и положен конец бессмысленной братоубийственной вражде.

В эту секунду первая ракета молниеносно прочертила огненно-дымный след в небе и ударила в самый центр городища. И сразу алеющий небосклон располосовали еще три таких же метеора.

Артем рванулся назад, надеясь, что залп еще можно остановить, приказать, объяснить… Но тут же сник, понимая, что все уже произошло.

Оранжевое пламя захлестнуло «муравейник», вверх взметнулось смоляное облако, новые взрывы окружили его со всех сторон, и он сдулся, рухнул, испустив усталый предсмертный стон. Его заволокло густым дымом горящего леса и плоти. А с неба все падали и падали новые ракеты, и каждая смерть отдавалась тоскливой болью в душе Артема.

Он отчаянно пытался нащупать в своем сознании хотя бы след того присутствия, которое только что так приятно наполняло и согревало его, которое обещало спасение ему и всему человечеству, которое придавало смысл его существованию… Но от него ничего не осталось. Сознание было как заброшенный туннель метро, совершенной пустоты которого не дает разглядеть только царящая в нем кромешная тьма. И Артем четко, остро почувствовал, что уже никогда там не возникнет свет, которым он сможет озарить свою жизнь и найти в ней дорогу.

— Как мы славно их взгрели, а? Будут знать, как к нам с мечом! — потирал руки Ульман. — А, Артем? Артем!

Весь Ботанический сад, а заодно и ВДНХ превратились в одно страшное огненное месиво, огромные клубы жирного черного дыма лениво поднимались в осеннее небо, и багровое зарево чудовищного пожара мешалось с нежными лучами восходящего солнца.

Артему стало невыносимо душно и тесно. Он взялся за противогаз, сорвал его и жадно, полной грудью вдохнул горький холодный воздух. Потом вытер выступившие слезы и, не обращая внимания на окрики, стал спускаться по лестнице вниз.

Он возвращался в метро.

Домой.

ЭПИЛОГ

Евангелие от Артема

^{(рассказ)}

Осень 2034 года

Мне в лицо летят белые полиэтиленовые пакеты.

Я отлепляю их от окуляров противогаза и отпускаю — и пакеты, подхваченные ветром, плывут по воздуху дальше, похожие на медуз.

Настоящих животных тут не водится — ни обычных, ни даже приноровившихся к радиации уродов.

На километры вокруг нет ни единого живого листка, ни травинки… Только сажа и оплавленное железо, угли и бетонная труха. Если ветер и приносит семена каких-то растений, то, падая в про́клятую здешнюю почву, они не могут прижиться и высыхают.

И даже пакеты, остановившись тут передохнуть, несутся дальше.

Сюда я прихожу каждый день и давно потерял счет дням, которые провел здесь.

Я облачаюсь в тяжелый костюм радиационной защиты, надеваю противогаз, беру оружие — и отправляюсь в путь вверх по эскалатору. Сперва меня провожали странными взглядами: в них было и снисхождение, и восхищение, и издевка. Сейчас все привыкли и перестали обращать на меня внимание. И мне так удобней.

Не знаю, что я ищу на этом пепелище. Возможно, и ничего не ищу — говорят же, что убийц тянет вернуться на место преступления, так не в этом ли все дело?

Одно точно: мне не отыскать тут ни прощения, ни надежды.

Я загребаю сапогом грязь, ворошу палкой оплавленные железяки.