– Женщинам ты не даришь любовь, это верно. Всем ведь известно, как обратили брата нашего Гилфайтви в олениху, свинью и волчицу и родил он от тебя олененка, поросенка и волчонка!
С усмешкой отвечал Гвидион сестре, не давая бежать:
– Что с того, что родил он трех могучих оборотней! Тебе ли не знать, как превращал нас обоих Мат, сын Матонви, в зверей. По весне жажда плоти гонит зверя, по весне самец покрывает самку. Молчит сердце и спит душа в том, кто обращен в зверя. Разве мог я любить брата нашего Гилфайтви? Тебе одной принадлежу я.
Ласточкой, быстрой, как ветер, оборотилась Арианрод, спасаясь от любви брата. Ястребом, могучим, как ураган, настиг ее Гвидион, не давая бежать.
Лаской, проворной, как вода, оборотилась Арианрод, спасаясь от любви брата. Горностаем, юрким, как ртуть, настиг ее Гвидион, не давая бежать.
Оленихой, белой, как первый снег, оборотилась Арианрод, спасаясь от любви брата. Волком, седым, как метель, настиг ее Гвидион, не давая бежать.
– Не от меня хочешь спастись ты, сестра моя, – от себя! Только никогда не убежать тебе от своей любви! Не лги себе: сладко тебе прикосновение крыльев моих, и когтей, и зубов. Ждешь ты меня и жаждешь. Так будь же моей!
Светлой зарею обернулась Арианрод. Темными тучами стал Гвидион, настигнув ее.
Человеческий облик приняла Арианрод. Ночным ветром стал Гвидион, лаская грудь ее, бедра, лоно…
– Отчего страшишься ты любви моей, сестра? – спрашивал он, тише вздоха шепча ей. – Отчего страшишься ты быть счастливой с тем, кто любит тебя лишь одну?
Не могла противиться его ласкам Арианрод, но меж стонами любви выдохнула:
– Никогда не родится твой сын, Гвидион!..
Слушая песню Рифмача, две ели подошли поближе. Раньше Эссилт испугалась бы этого, но сейчас даже не удивилась. Ну, ели. Ну, ходят. Обычное дело в Муррее.
Ель-мужчина был массивнее и кряжистее, его кора – грубее, а хвоя – темнее. Ель-леди оказалась стройной, ее хвоя ниспадала точь-в-точь как распущенные волосы, каждая прядь которых была затейливо украшена. Приглядевшись, Эссилт поняла, что это зеленеют молодые побеги, – словно искрящиеся подвески на концах волос.
– А дальше? – спросила Эссилт. – Что было дальше?
Рифмач покачал головой: эта песнь кончилась, а новую он мог начать лишь завтра.
Он поклонился королеве и ушел в лес. Туда, где ждала его Рианнон.
А вот и «завтра». Из лесу выходит Рифмач, неся за плечом арфу.
– Ты расскажешь мне о Гвидионе и Арианрод? – спрашивает Эссилт.
Рифмач ответил жестом, которого она не поняла, снял арфу и начал петь.
Дважды лишил Гвидион силы дядю своего, короля Мата. Отныне быть Мату лишь беспомощным стариком. Власть над Гвинеддом ныне у Гвидиона.
Двух невыношенных сыновей родила Арианрод. В море, в темные бездны скользнул один. Ввысь соколом взлетел другой.
Не желает мать признать детей своих. Ненавидит Арианрод брата своего Гвидиона, стократ ненавистнее он ей как отец сыновей ее.
Славно плавать в море Дилану, Сыну Волны. Незачем диву морскому знать имена отца и матери.
Тяжко летать оборотню в небесах. Тесен простор неба для человека, имени человеческого лишенного.
Исхитрился Гвидион: заставил Арианрод увидеть птицу-оборотня. «Светлый!» – воскликнула та, и стало имя ему Ллеу.
Впервые за долгие века был смех Гвидиона не злобным, но радостным:
– Ты дала имя сыну своему, Арианрод!
Гневом отвечала та:
– Ни от кого, кроме меня, не принять ему оружия! А я никогда не дам его сыну Гвидиона!
Смеялся брат и муж ее:
– Пугала ты меня: не родятся сыновья наши. Пугала ты меня: не дашь ты имя. Так испугайся ныне сама: несметное войско осаждает твою крепость!
…И поспешила Арианрод дать оружие бойцам.
Так принял Ллеу Лау Гифс меч и доспех от матери. А морок, насланный Гвидионом, рассеялся, и поняла Арианрод, что снова обманул ее брат и муж.
Эссилт проснулась рано и привычно взялась за шитье, еще прежде, чем истома сна оставила ее. Ведь для вышивки не нужны ясный разум и бодрое тело.
День обещал быть солнечным, теплым, малыши-фэйри порхали над цветами, устраивали в воздухе то ли шумные танцы, то ли сложные игры; несколько, усевшись на широких листьях, играли на флейтах.
Королеве было радостно от этой возни, и она подумывала, а не вышить ли ей на ковре и хоровод крылатых шалунов.
Вдруг фэйри как ветром сдуло.
Рифмач? Нет, с чего бы им бояться его? Да и не приходит певец так рано.
Эссилт огляделась, ища угрозу, – и невольно почтительно поднялась.
На краю поляны стоял Араун.
Он кивнул ей – милостиво? приветливо? – и не спеша подошел. Травы клонились перед ним, деревья зашумели как-то иначе, слаженнее, словно приветствуя Хозяина.
– Сядь, маленькая Эссилт, – улыбнулся он. – Я не хочу мешать твоей работе.
– Ш-што тебе угодно, Владыка? – она робела перед Королем.
Он рассмеялся – негромко, не разжимая губ:
– Вообрази самое невероятное: Араун пришел просто поболтать. Ответить на вопросы, которых у тебя слишком много, а?
Он чуть наклонил голову, и Эссилт вздрогнула от движения его огромных рогов.
– Ты боишься? – приподнял бровь Король.
– Н-нет… просто… твои рога – они шире, чем у лося, и больше, чем у оленя…
– Это наследство от моего отца.