Между

Утешает ее Придери: «Не оставлю я тебя, матушка. Любой работы не погнушаюсь, пусть и грязной».

Видит слезы Рианнон Манавидан, говорит он ей: «Не стоит вам тревожиться: никто искуснее меня не умеет работать по коже, никто не владеет лучше искусством золотильщика, и трудно найти мастера доспеха, равного мне. Если нет вам иного пути, кроме как в города Ллогра, – иду я с вами, и будете вы жить не хуже, чем прежде в Дифеде».

Слезы горя Рианнон сменились слезами радости. И пошли они в Ллогр, и выделывал Манавидан кожи в первом городе, и золотил украшения в другом, и мастерил доспехи в третьем.

И сказала однажды Рианнон Придери: «Поистине, хитростью легко мы добились того, чего не добивались уговором: передал свое искусство людям Манавидан, и множится ныне число его учеников».

Но случилось так, что услышал ее сын Ллира. И страшно разгневался он, и не могла любовь к Рианнон одолеть его ярость. И ушел Манавидан в бездны морские, в бурях вымещая ненависть свою к земле людей.

Кромка ночи: Эссилт

Давно уже стемнело, и надо спать, чтобы завтра с рассветом браться за работу.

Надо, но… не хочется.

Звезды между башен-елей. Кажется, я готова смотреть и смотреть на них. Почему? Они были, есть и будут всегда, я видела их с детства…

…и с детства боялась.

Выглянуть августовской ночью из дому – не помню ничего страшнее. Звездных искр так много, а я – мельче пылинки перед ними.

А сейчас – ужас прошел. Вон, почти в зените – Каэр Арианрод, Северная Корона. И сверкающие дали за ней…

Надо выйти на луг! Ведь должен же где-то здесь быть путь на простор – сейчас, когда он так нужен мне. По тропке, по тропке, вот лес редеет, чудесно, всё получилось…

Ой.

Там небо.

Страшно.

Там – они. Зажмуриться – сколько их там!

Не пойду. Краешком глаза глянула – и хватит.

Хотя… чего я боюсь? Они же прекрасны, я так хотела посмотреть на них. Ведь со мною там ничего не случится.

Открыть глаза. Ничего, я сейчас привыкну. Никогда не видела столько звезд разом. Даже рисунок знакомых созвездий не разглядеть.

Каэр Гвидион в вышине. Странно, Гвидион ведь не сделал в жизни ничего доброго – а замок его чудеснее всего, что только можно вообразить.

Вперед. Вперед, ничего страшного. На луг. Ночная трава – такая мягкая…

Какое это чудо – полнозвездное небо!

Кромка любви и песнь седьмая

Мое время выходит, маленькая королева. Скоро я покину лес Муррей. Я не знаю… даже если бы мог говорить, мне не найти слов.

Я просто чувствую: скоро мне вернуться к людям.

Мне очень хочется спеть о том, для кого ты шьешь, не поднимая глаз от работы. Но слова распадаются… как бусины ожерелья, из которого выдернули нить.

Может быть, так? Попробую, на прощание.

Черной ночью черный ворон залетел в сад Девы Неба,И хотя никто из смертных в том саду ни разу не был,Всем доподлинно известно, что не вишня, не черешня —Звезды гроздьями на ветках за оградой тьмы кромешной.На беду прельстился ворон звездным пламенем неярким,Золотинки звезд клевал он, пил холодный звездный сок.

Стали звезды жечь нещадно – ни крылом взмахнуть, ни каркнуть.Даже просто шевельнуться ворон черный уж не мог.Так вот, к ветке призвезденный, гость незваный бы и сгинул —Как могло случиться с каждым, кто забрался в сад тайком,Но, на счастье иль несчастье, шла хозяйка сада мимоИ несла ведро с холодным, пенным, лунным молоком.В нем от всех болезней средство, в нем живительная сила.Молоком Луны рогатой Дева птицу окропила.Звездный Феникс встрепенулся, потянулся меж ветвей,Каркнуть думал, клюв разинул… и запел как соловей.С той поры в саду небесном распевает чудо-птица,И поет про ясный полдень, про рассвет и про закат,

И про то, как бы хотелось ей на землю возвратиться…Но вкусившему бессмертья нет уже пути назад[3].

Прощай, маленькая человеческая королева. Мне – уйти. Тебе – оставаться.

И вряд ли мы встретимся в мире людей.

Я – смертен. Я – ухожу.

Прости. Прощай.

* * *

…но эти слова не были сказаны, и Эссилт, занятая шитьем, их не услышала.

Отсутствия Рифмача она не заметила.

Выбор