Между

– Послушай меня, Верховный Король Прайдена. (И не отрекайся от этого титула – он только твой.) Меня не за длинные ресницы прозвали Сархадом Коварным. Конечно, за тысячу лет в темнице я позабыл многое, слишком многое… но ведь не всё. И остатков былой хитрости мне с избытком хватит, чтобы убедить одну-единственную женщину сделать нечто, идущее против всех ее желаний. Это очень просто, поверь.

– Ты солжешь ей? – нахмурился Вран.

– Ни в коем случае! Я скажу ей только правду. Ничего, кроме правды. Но… не всю правду.

Сархад улыбнулся. Оч-чень недоброй улыбкой.

Вран помедлил – и улыбнулся в ответ:

– Правду говорить легко и приятно, так?

– Почти, – рот Сархада изогнулся в усмешке. – Полуправду говорить не совсем легко. Но зато та-ак приятно…

* * *

Пройдясь по Залу Огня, Сархад щелчком пальцев вызвал Зеркало.

Оно услужливо показало ему Эссилт.

Ворон сосредоточился. Обмануть Рианнон было не очень-то трудно… при одном условии: он должен действительно испытывать все те чувства, в которых убедит ее.

Испытывать – или помнить их так, будто они – сегодняшние.

Черты Сархада, отраженного в Зеркале, разгладились. Тысяча лет с плеч – немало даже для сидхи.

Женщина рядом с ним стала выше, величественнее, горделивее.

«Рианнон! Мы были молоды – ты и я. Мы были счастливы. Я не забыл, и помнишь ты. Хорошо помнишь?»

«Что это?» – девы-сидхи подобрали подолы своих длинных одежд и, дрожащие, подбежали к трону Рианнон.

И было чего испугаться.

В зал вползали струйки огня.

Они не сжигали ничего – от них ни дыма, ни чада, ни пепла. Даже самые нежные зеленые листочки не скручивались от их жара, не падали безжизненным белым тленом.

Огонь ничего не уничтожал, но полз и полз по ее тронному залу, словно пламенеющие змеи осмелились проникнуть сюда.

Рианнон замерла, поняв, кто посылает ей таких вестников.

А змеистый пламень подбирался к ней, его золотистые протуберанцы оплетали колонны живой листвы, ничего не уничтожая и всё приближаясь…

– Сархад? Ты?

Языки огня обвили ей лодыжки, перекинувшийся сверху пламень оплел ее плечи, руки, грудь.

И потянул к двери – небыстро, но настойчиво.

Рианнон не противилась этим учтиво-жарким огням. Изжелта-красные протуберанцы змеились вокруг нее, лаская и приказывая. Словно золотая сеть оплетала Королеву.

…Девушки-сидхи не верили своим глазам: они впервые видели, чтобы их Королеву вот так – уводили. И она бы… повиновалась, покорная и счастливая.

– Ты хотел видеть меня? – спросила Рианнон, когда пламенеющие змеи ввели ее в Зал Огня.

– Видеть? – переспросил Сархад, чуть усмехаясь. – Можно сказать и так.

Он обнял ее, жадно проводя губами по ее щекам и шее. От этих касаний Белой Королеве стало жарче, чем от огня.

…А Зеркало отражало их же – только на тысячу лет моложе.

– Мой Сархад…

– Ты всё еще любишь меня?

– Ты сомневаешься? Ты смеешь сомневаться?

– Пойдем к тебе… – прошептал он.

– Почему ко мне?

Он подхватил ее на руки и ответил:

– Потому что в покоях узника ложе узко и жестко.

Стена расступилась перед ними.

…Черное Зеркало в пустом зале отражало Сархада и Эссилт, держащихся за руки.

Просто держащихся за руки.

– Любимый, – прошептала счастливая Рианнон.

Сархад не ответил, неспешно гладя ее тело.

– Но ты стал жаден и груб, – добавила она. – Сколько веков у тебя не было женщины?

– Ты сама знаешь это так же хорошо, как я.

– С того Бельтана? – Рианнон приподнялась. – С того самого Бельтана?!

…Она неслась в танце, отдаваясь веселью и не спеша отдаться кому-нибудь из жадно глядящих на нее. Но вдруг свет костра словно перечеркнул другой огонь: черный. Летящий наземь с небес.

Ворон. Сархад. Враг.

Рианнон сжалась от нахлынувшего страха: она была беззащитна сейчас. И если Коварный осмелился попрать святость бельтановской ночи… что делать?

Сархад сменил облик – и улыбнулся ей. Слишком памятной улыбкой.

– З-зачем ты здесь? – спросила она, скрывая испуг.

– Зачем мужчина приходит в Бельтан к женщине? – отвечал он.

– Но мы… – она осеклась: говорить «враги» явно не стоило.

– Давно не друзья, – усмехнулся Сархад. – Но сейчас – Бельтан. А ты что-то не спешишь найти себе спутника. Я – даже и не пытался искать кого-то. Ну? – он призывно распахнул объятья.

Слишком знакомый жест.