Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

… Я знаю, что в этом вопросе Вы со мною также не согласны и что мысль о государстве, как источнике благости для всех, Вам не чужда; поэтому я понимаю, как остро стоит для Вас вопрос о сотрудничестве, даже если мыслить, что главные герои будут повержены и что только мелкие акуленки сохранятся в том будущем строе, который придет на смену разрушенному коммунизму. Мне, например, лично было бы, вероятно, очень трудно работать с каким бы то ни было будущим правительством даже в таком вопросе, как внешняя политика, которую я, вероятно, лучше других знаю, где можно было бы быть всего более полезным и которая наиболее «беспартийна». Я поневоле вспоминаю все окружения Колчака и Деникина. Нравы ведь будут те же, или, вернее, хуже. А то, что было, то совершенно непереносимо. Если бы я только думал, что Россия не изживет этатизма и что будущее строительство будет проходить под знаменем централизованного бюрократического творчества, для меня лично вопрос об участии в этом творчестве, вероятно, пришлось бы решать отрицательно. Я не мог бы заразиться необходимым пафосом и верой.

Вы правы, нельзя довольствоваться пафосом материального благополучия, хотя богатые страны есть основная предпосылка массовой культуры. Страна может быть великой; великой во всех отношениях, только тогда, когда в основе ее национальной жизни устранены элементы нищеты и голодания и когда ее духовные порывы не стеснены проклятием бедности»[438]

.

Примерно тогда же, осенью 1923 г. в переписке вновь непосредственно возникает тема «Смены вех». Так, в письме Маклакова 14 ноября 1923 г. говорится: «А между тем, то течение, которое смену вех взяло своим девизом, провалилось бесконечно, больше, чем какое бы то ни было другое; поистине страшно наблюдать, до какой низости моральной и политической дошли эти господа из «Накануне», с которыми еще не так давно мы были по одну сторону баррикады. Я не знаю, продолжаете ли Вы еще читать эту газету. Я опять начал ее читать с тем любопытством, с каким когда-то читал дубровинское «Русское знамя»; эта газета тадет[так в тексте. – А. К.

] меру человеческого бесстыдства и подлости. Вот Вам небольшой образчик: через несколько дней начнется процесс Конради в Лозанне; газета «Накануне» выступила с рядом статей, где она заявляет, что для русского человека какая бы то ни была прикосновенность к этой защите, хотя бы в смысле снабжения защитников материалом, есть предательство и измена. Газета не жалеет слов, утверждая, что убийство Воровского есть подлость и гнусное убийство и что какое бы то ни было касательство к защите такого убийцы на суде есть провокация на убийство и тоже гнусность. Я невольно вспоминаю, что при старом режиме не считалось гнусностью защищать Каляева или Сазонова. А ведь эти слова о гнусности защитников пишутся в газете, где сотрудничали и Бобрищев-Пушкин, и друг Савинкова – Кирдецов, Лукьянов и другие. Среди них есть порядочные люди, но партийное ослепление дошло до того, что они уже не понимают, что сами говорят.

Ясно, что так «сменять вехи» нельзя и что это течение также скомпрометировано. Словом, скомпрометированы решительно все эмигрантские течения; договоривши свои шпаргалки до конца, они поневоле начинают прислушиваться, что делается там, а там в свою очередь есть новые слова и новые методы и приемы; не характерно ли, что там уже убирают Раковского из Лондона, а на его место прочат Кутлера или Некрасова. Можно предвидеть тот момент, когда состоится смычка между разумными элементами России и разумных элементов эмиграции. Этого момента еще не настало, и смычки пока нет. Но пока неразумные элементы тех и других допевают свои безнадежные песни»[439]

.

В связи с этим в письме от 23 ноября 1923 г. Маклаков вновь возвращается к оценке позиции Пешехонова и, в отличие от Бахметева, считает его политику государственника правильной: «Вы иронизируете над сменовеховцами, которые заслугу большевистской власти видят в том, что на деле есть пустой и ненужный фасад, т. е. в восстановлении правительственного аппарата. Не одни сменовеховцы это думают: вспомните, с какой резкостью эту мысль высказал Пешехонов; за нее его многие облаяли, но я прочел ее с большим интересом и уважением. Для меня это не только объективная правда, но в том, что это высказал Пешехонов, был признак просветления наших интеллигентских мозгов»[440].