Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

А в письме от 4 декабря 1923 г. Маклаков опять упоминает «сменовеховцев» в связи с процессом Конради: «В связи с процессом Конради я заглянул в нутро наших правых. Я, как Вы помните, возмущался претензией сменовеховцев поставить защиту Конради под интердикт. Но, когда я насмотрелся на его политических апологетов, меня самого берет оторопь. Защита Конради была, конечно, одной из самых благодарных для адвоката защитой, но они ухитрились так ее поставить, что с каждым днем оправдательный процесс становился сомнительным. Когда же Конради был все-таки оправдан, началась вакханалия: не тому, что не свершилось соблазна, что суд не стал на сторону большевиков; такого оптического обмана я боялся и сам. В оправдании Конради стали видеть перелом в настроении Европы, принципиальное одобрение террора как системы борьбы и даже крах большевизма. Не было предела тем глупостям, которые по этому поводу говорились»[441]

.

Далее в письме от 4 декабря 1923 г. Маклаков, переходя к общим вопросам, пишет: «Почему мы России вредим. Не только потому, что, противясь, хотя бы и в замаскированной форме, проникновению в Россию большого капитала, сговору его с большевистской властью, мы лишаем Россию того фактора, который может повлиять на оздоровление власти; вредим мы, правда, бессознательно еще тем, что, отпугивая от России здоровый, т. е. производительный капитал, направляем в нее недобросовестный и спекулянтский»[442]

.

Очень важными представляются пространные рассуждения в данном письме Маклакова о возможности сотрудничества с советской властью: «Знаю, что работать над оздоровлением власти не значит стать сменовеховцем; сменовеховцы служат большевикам, каковы они есть. Сменовеховцы – это Львы Тихомировы; нам же нужна позиция оппозиции, только разумной. Можно сказать, что в современных условиях она невозможна; но дело не только в том, что нам мешают условия; мы просто не хотим примириться с этой ролью, более того: чем благоприятнее будут условия, тем наши требования непримиримее. Мы, эмиграция – просто не сумели переварить обыкновенного факта, что жизнь выбросила нас из России и что Россия может быть восстановлена помимо нас и без нас. Мы затаили в себе такую горечь, что не способны желать восстановления России, если только это не будет сделано нашими руками. Это точь-в-точь настроение, которое в былое время заставляло кадет быть непримиримыми к Столыпину. Правда, тогда мы себя считали еще способными управлять Россией и думали, что масса за нами пойдет; но сейчас, хотя мы этого и не думаем, но от прежней психологии не отделались. И от этой роли, которую мы одни могли бы исполнить, мы перекидываемся к другим, где, по меньшей мере, бесполезны, и то стараемся издалека поднять восстание, то начинаем увлекаться террористической деятельностью, то стараемся удерживать Европу от всякого сближения с Советской Россией. И мы все более становимся шелухой, которая никому не нужна, быть может, именно той скорлупой, которую сбросит цыпленок.

Из сказанного я не делаю практических выводов; оно только иллюстрация к мыслям, которые вызвали мое не посланное письмо Кусковой. Формулировать их можно кратко: я не вижу позиции, на которой мы здесь можем служить России. Мы либо стоим на позиции непримиримости, и тогда жизнь развивается помимо нас и без нас. Если же мы пытаемся пойти другой дорогой и работать с большевиками, то становимся «сменовеховцами», т. е. заведомо предаем интересы России. Пока – вот наша альтернатива. Будущее вне нашей воли и воздействия. Одно из двух: либо элементы оздоровления создадутся вокруг самой власти, в ней самой, и она повернет сама и низвергнет за собой страну, даже без нашей помощи, естественным процессом жизни; дальновидный и честный капитал окажет поддержку этим элементам. Либо этого не будет: тогда предстоит тяжелая полоса, когда произойдет соединение хищнического капитала с наиболее подлыми элементами большевистской власти; тогда разложение России будет продолжаться, и Россия либо умрет как национальный орган, как раньше ее умирало много других национальных организмов, либо в процессе гниения вызовет и ускорит возникновение тех здоровых органических сил, которые остановят разложение. Но и в том и в другом случае мы остаемся простыми зрителями, т. е. лишними людьми.