На него вышел Север и сказал ему, чтобы он включил «абэвэгэдейку»[154]
, с минуты на минуту будет борт, Сёрфер все-таки пробил авиацию. Правда, только один вертолет. Самум второй раз за ночь нешуточно изумился. Вертушки никогда не летали поодиночке, только парами. Он мог предположить, почему так получилось, но благоразумно не стал это озвучивать даже про себя.– Самум – Зеленому! Самум – Зеленому!
– Самум на связи!
– Через пару минут буду над вами, готов работать!
– Принял тебя. Цели подсвечу ЛЦУ в ИК-режиме.
– Принял. И обозначьте себя.
– Принял. Работаем.
– Группа, циркулярно! Всем включить ИК-маркеры. Подсвечиваем цели слева направо.
Несколько невидимых глазу лучей сошлось на крайнем левом пикапе. Послышалось характерное «шшшшшиииииххх», и на месте машины ярким огненным цветком распустилась вспышка. «Молодец!» – мельком подумал Хас. А лучи уже взяли в перекрестье вторую машину. Опять характерный звук и опять вспышка. «Да он реально снайпер! One shot – one kill», – восхитился Самум. И мысленно пообещав накрыть две самые большие поляны, какие он сможет собрать. Вторая полагалась летунам. После четвертого вспыхнувшего пикапа до боевиков наконец-то дошло, что фортуна им сегодня изменила, и, погрузившись в оставшиеся машины, бармалеи бросились улепетывать. Вертолет их какое-то время преследовал, но потом бросил это дело и, попрощавшись по рации, ушел на свой аэродром.
Под утро прикатили Кошмар и Ветер, которые забрали раненых и повезли их на аэродром. Закат получил тяжелое ранение в голову, и его погрузили в искусственную кому. Его и Ромео отправляли на операцию в Москву.
Днем прибыла резервная группа, которая поменяла их на опорнике, и Хас с парнями поехали мыться, отдыхать и восстанавливать силы. На душе была какая-то пустота…
Это был разгром. По-другому Хас затруднился бы назвать то, что учинили с ними англичане. Из французского эскорта уцелела едва ли половина. Кавалеристов выбили почти всех полностью. Больше повезло морпехам, которые имели возможность прятаться и маневрировать. В группе так или иначе были ранены все. Слава богу, что обошлось без тяжелых.
Мажору пуля вырвала кусок мяса с предплечья, Салавату вошла в лифчик, спас кевлар, который тот зашил в разгрузку изнутри и который она не пробила. Но что с ребрами, Дарт сказать затруднялся. Дышал Наиль тяжело. Малышу прострелили мякоть бедра, и он хромал. Все остальные имели порезы, рассечения и различные гематомы.
Как в этом хаосе уцелел губернатор, умудрившись вообще практически не пострадать, Хас объяснить не мог. Видать, под счастливой звездой родился де Меннвилль.
На поляне было выложено тридцать четыре трупа в обмундировании зеленого цвета. Самум и некоторые офицеры с любопытством их разглядывали.
На убитых были штаны и камзолы зеленого цвета, поверх камзолов зеленые же кафтаны. На ногах такого же цвета гетры индейского типа, напоминающие чем-то ковбойские чепсы. Из головных уборов – либо береты, как у ирландских легких стрелков – такие Хас помнил по полюбившемуся ему сериалу «Приключения королевского стрелка Шарпа», либо маленькие шапочки, чем-то напоминавшие гренадерки. Все были крепкого телосложения. Из оружия: укороченные пенсильванские винтовки, ножи, штыки, у некоторых – тесаки и томагавки. Больше всего они были похожи на британских легких стрелков, но с индейским уклоном.
«Может, они и были легкими стрелками. Или какими-нибудь рейнджерами. Тогда любое подразделение, которое занималось рейдами и разведкой, называлось рейнджерами», – подумал Хас. Но крови англичане им попили изрядно. У Самума даже язык не поворачивался назвать это победой. «Еще одно такое подразделение по дороге – и к Квебеку от нас приедут рожки да ножки». Впрочем, с невеселыми мыслями пора было заканчивать и думать, как добираться дальше, имея на руках столько раненых.
В 1530-х годах мореплаватель Джованни да Вераццано первым из европейцев посетил земли, которые в будущем стали английскими колониями Нью-Йорк и Нью-Джерси. Эти земли, и все побережье к северу от них, он окрестил Аркадией – страной-идиллией из греческой мифологии. В 1603 году французский король Генрих IV официально основал колонию между сороковой параллелью и устьем реки Святого Лаврентия, назвав ее просто «Кадией». Самюэль де Шамплэн, создавший первую карту Новой Франции, решил вернуть колонии первоначальное название, но на его картах утерялась буква «r», и название превратилось в «Акадия» (точнее, La Acadie).