Между нами только ночь

Тем временем мы готовились к благотворительному аукциону. Лёня ходил по выставкам, приветливо обозревал окрестности, встречал художников, завязывал разговор, добывал полотна. Художники откликались, давали самое дорогое, что у них есть.

Вести аукцион согласился недосягаемый ас этого дела, искрометный Шишкин (как же всё неслучайно в этом мире, не зря мы его встретили тогда на Винзаводе и он был очарован Ирой!)

В середине октября нам позвонил Вавилов, расстроенный:

– Ира пошла на прием к урологу – надо было провести какую-то процедуру. Он ей сказал: “Да ладно, вам жить осталось всего ничего, ходите так”. Ну что это? – возмущался Олег, – он даже не ее ведущий онколог. Какое он право имел такое заявлять? Его кто-нибудь спрашивал или что?

– Мне кажется, – говорил он, – ее надо оттуда забирать. Пустяковая операция урологическая стоила тринадцать тысяч долларов. Пустяковая! А химиотерапию вообще лучше было бы делать в Москве. Ей становится хуже. Вдруг понадобится хосписная служба, потом родители здесь. Мы ей снимем квартиру – с каким она любит видом из окна: парк, озеро, что угодно… Погода будет портиться, понимаю, ей хочется зимовать в Израиле, она там – как бы уже не здесь, но всё-таки на земле, и очень красивой. Но всё равно лучше возвращаться и проводить лечение тут… Это я репетирую перед тобой, чтобы сказать ей об этом.

Потом звонит – радостный:

– Ей получше! Ходили с подругой в рыбный ресторанчик, она себе выбрала что-то, поела! И написала сценарий аукциона, где Марина будет играть главную роль в ее свитере с драконом…

Стали мы думать, где проводить аукцион. Хотели в магазине “Белые облака”, но Лёня давай озираться подозрительно: здесь гадание по воде, тут на картах Таро, тут можно сфотографировать ауру, в общем, для нашего мероприятия он счел этот контекст уж слишком насыщенным и предпочел большой зал в “Открытом мире”.

Итак, он взялся за инсталлирование картин и графики, соединяя несоединимое, развешивая на крючки и расставляя по столам, подсвечивая все наши чудом добытые сокровища настольными лампами. Получилась грандиозная, хотя и разноперая выставка.

Клон Поленова, заключенный в шикарную золоченую раму, которая всей своей внушительностью не оставляла сомнений в подлинности картины. Черно-белый керамический медведь Бартенева, вышитый натюрморт и немного пыльный итальянский пейзаж, принесенный Евгением Августовичем, соседствовали с брутальной фотографией голого Олега Кулика, доящего огромного дога, и шелкографиями бледных человечков Бильжо. Также украшали выставку мистические полотна и кристалл Сержа Рокамболя, небольшая лиричная картина с изображением горной гряды Гребенщикова, выразительный портрет девушки в исполнении Макаревича и много чего еще.

Впрочем, публика собиралась вся своя, мы силились разглядеть в малочисленных незнакомцах именитых и, главное, богатых коллекционеров, но – увы!..

Ладно, Шишкин вышел к столу, на котором уже стояла Иркина тибетская чаша, взял в руки деревянную колотушку и приготовился ударить в “гонг”.

Внезапно Вавилов исчез, буквально растворился в воздухе, я побежала его искать и обнаружила в кафе:

– Пора начинать мероприятие! – говорю я.

Он встал, как-то нерешительно двинулся в зал, понуро предстал перед публикой и грустным голосом неожиданно объявил, мол, формат встречи придется изменить, поскольку нет того собрания, на какое мы рассчитывали, так что аукцион объявляется недействительным, но если кто-то готов что-нибудь купить – поднимите руки.

Шишкин в недоумении пожал плечами. Тут поднялся – не то, чтобы лес рук, но всё же часть присутствующих робко подняли руки, и мы с Лёней, воспользовавшись заминкой, закричали:

– Даешь аукцион!

Так Шишкин начал один из своих блистательнейших аукционов, ничуть не хуже известных публичных торгов, где, по слухам, мэр Лужков даже продал свою кепку!

Лёня надел белые перчатки, изящно дополнившие черный костюм, в котором он обычно снимается с Луной, и приготовился выносить на суд публики произведения.

Изысканный, строгий, в белоснежных перчатках, он подносил и ставил на мольберт работы. Начали с Бильжо. Не пошло. Тогда Шишкин сказал:

– Ну, что ж, господа, выставляем сразу “сливки”!

И они выставили Костю Батынкова. Начальная цена – сорок тысяч рублей.

Народ притих, никто не решался вступить в борьбу. Смотрю, Лёня мне яростно подает знаки, давай, мол, покупай ты! Я подняла руку. Шишкин три раза стукнул колотушкой по чаше, и она одобрительно загудела.

– Картина продана!

Все ахнули, ситуацию раскачали.