Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни

Царь был человек хоть и умный, но мирского и весьма прагматичного склада ума, поэтому всем сердцем возжелал своему сыну первой участи. Он решил обустроить жизнь Сиддхартхи так, чтобы ничто не толкнуло его на путь философских размышлений о горестях и судьбах человечества. С самых юных лет сын царя жил в великолепном дворце, жил безмятежно и в окружении роскоши, огражденный от всех печальных реалий существования. Принц почти не покидал пределов дворца, а если такое и случалось, то царь заботился, чтобы ему на глаза не попалось ничего, что могло бы его огорчить.

Сиддхартха рос задумчивым, одаренным и во всем успевающим молодым человеком. Со временем он обзавелся женой и сыном и мирно наслаждался блаженным неведением в этом подобии рая на земле. Когда он отпраздновал свой двадцать девятый день рождения, боги, знавшие о предначертанном, решили, что пробил час подать ему знак, бросить вызов. Принц тогда находился на прогулке в царском экипаже, и один из богов, усыпив бдительность стражи, явился перед ним в образе дряхлого старика.

Ошарашенный зрелищем старости, которой до того никогда не видел, Сиддхартха тотчас потребовал разъяснений у своего возницы Чанны. Чанна ответил, что такова участь каждого: с возрастом тело увядает, дряхлеет и становится таким, каким он его только что видел. Царский сын вернулся во дворец в полном потрясении. Шуддходана разъярился, узнав о случившемся, усилил стражу и сделал все, что в его силах, чтобы отвлечь принца от тягостных мыслей.

Минула пара недель, и когда принц, казалось, только оправился от увиденного, боги послали ему на очередной прогулке встречу с тяжелобольным прокаженным. Сиддхартха с горестью и тревогой узнает о мучающих всех людей болезнях и вновь впадает в смятение. Проходит немного времени, и судьба является царскому сыну в третий раз в образе мертвого человеческого тела; будущий Будда постигает, что всякая жизнь оканчивается смертью, от которой не оградят ни мудрость, ни богатство, ни власть.

Наконец, в четвертый и последний раз отправляется он за пределы дворца и видит странствующего монаха, аскета, отказавшегося от мирских благ ради поисков истины и облегчения бремени человеческого. Сиддхартха вдохновлен примером и решает ему последовать. Не все, однако, хотели бы, чтобы предначертанное сбылось, и меньше всех дьявол Мара – владыка демонов и преисподней, чье имя означает «заблуждение». Он является пред царским сыном и начинает искушать его: «Не становись монахом, останься в доме отца своего, и тогда станешь великим и мудрым властелином всего мира, как и было предсказано».

Но принц непреклонен: он покидает дворец, оставляет жену и сына и пускается на поиски истины и средства избавления от страдания, в котором погряз мир. В течение шести лет он странствует как нищий монах, живя подаянием и подвергая свое тело и дух жестоким испытаниям. Он слушает разных учителей, пробует все духовные учения и методы, от джайнизма до йоги, но нигде не находит искомого. На грани отчаяния и дойдя до крайней степени истощения Сиддхартха садится под дерево Бодхи в медитацию и произносит клятву, что не сойдет с места, пока не познает истину.

Чувствуя, что принц близок к обретению состояния Будды, владыка демонов Мара нападает на него с полчищем приспешников. Сиддхартха, почти пробужденный, уже легко отражает его атаки, и тогда Мара вновь принимается искушать его и требует, чтобы кто-то поручился за него как свидетель. Принц касается рукой земли, та начинает дрожать и ходить ходуном, и в воздухе раздается громогласное: «Я свидетельствую». Мара и его демоны обращаются в паническое бегство, а принц возвращается в медитацию и на четвертой ступени погружения достигает нирваны – становится пробужденным, Буддой. В течение следующих сорока пяти лет он будет путешествовать по Индии, проповедуя свое учение – Дхарму – на благо всем живым существам.

Мы обнаруживаем здесь все классические элементы героического мифа: пребывание в узких рамках повседневного – принятие вызова судьбы – уединение и борьбу – волшебных помощников и противников – личную трансформацию и переход в иное состояние – достижение цели и возвращение в обычный мир для распределения обретенного блага. Легкомысленно полагать, что человечество сочинило десятки тысяч историй по этому единому образцу как безразличный набор фактов о чьей-то биографии, пусть даже самой выдающейся, или же в развлекательных целях. Функция памяти не в том, чтобы складировать обстоятельства, она нужна, дабы служить нашему настоящему и будущему. Задача мифа потому не описать, а пред-писать, он иносказательно воплощает этический образец или предостережение; миф есть скорее рассказ о том, что должно быть и чего до́лжно избегать, нежели о действительно существовавшем.

Какой же урок хочет преподать бессознательное в героическом мифе, с каким призывом он обращается к нам с барельефов древнего Вавилона, страниц книг и красочных телеэкранов?