Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни

Каждый человек един с окружающей его действительностью и является по своей глубинной природе ее частью и проявлением. Вместе с тем, однако, мы есть существа отграниченные и отделенные от мира, поскольку обладаем уникальными положением в пространстве и во времени, неповторимым опытом, взглядом на происходящее и обстоятельствами жизни. Как следствие, восприятие индивида, как и его интересы, входят в постоянное противоречие с другими столь же неповторимыми частями реальности, расположенными внутри нее своим собственным специфическим образом.

Чувствуя одновременное родство и отчуждённость, мы хотим преодолеть последнюю и испытываем потребность в самотрансценденции – в преодолении узких рамок и границ своего «Я», потребность пребывать в живой связи с другими существами и с бытием в целом. Слияние приносит чувство комфорта и защищенности; оно же укрупняет масштаб нашего существования, наделяя его через протянутые вовне связи намного большим значением. Там, где связи эти переживаются как недостаточные, а это почти неизбежно так, возникает чувство одиночества, и имеет оно много форм и обличий в зависимости от типа единения, в котором ощущается нехватка.

Моральное одиночество

Человек устроен сложно, а наша культурная традиция содержит огромное наследие из заблуждений прошлого. Ничего удивительного, потому, что нам редко удается разобраться в подлинных причинах тех или иных состояний своей психики, счастья и несчастья, не говоря уже о способах управления ими. Особенно часто это случается с одиночеством, поскольку все его формы представляют собой отчуждение от некоей важной части внешнего мира – и их так легко перепутать. Человек чувствует собственную оторванность, но совсем не обязательно сознает, от чего именно он оторван. Он, следовательно, подбирает в корне неверное «лекарство».

Ощущение одиночества и пустоты жизни коренятся в недостатке единения с другими существами намного реже, чем это может показаться. Дабы чувствовать наибольшую осмысленность, счастье и вовлеченность в структуру бытия, человеку – прежде всего прочего – нужно понимание собственной природы и прочная связь с ведущими его вперед созидательными целями и ценностями. Когда он отделен от этого невежеством, ленью и страхом, его неизбежно снедает тоска и чувство изоляции. Создается впечатление, будто ему не хватает какого-то более тесного контакта с другими, настоящей дружбы или большой любви. Но нет, ему недостает чего-то более важного – связи с тем, кем он мог бы быть и должен быть, причём не когда-то в будущем, а в данный конкретный момент. Ему не хватает не другого, а самого себя, что порождает глубинную тревогу и попытки заглушить неудовлетворенную совесть через слияние с людьми.

Именно такая само-изоляция и есть причина «одиночества», мучающего большинство людей, и от него нельзя исцелиться компанией. Пытаясь заполнить людьми пустоту, царящую на том месте, где должны быть иные центры притяжения, мы терпим поражение. Если нам и удается кое-как провернуть этот мошеннический трюк, достигается это дорогой ценой самооскопления. Эрих Фромм в книге «Бегство от свободы» называл подобную оторванность человека от высших возможностей его жизни, от ответственности и созидательной деятельности моральным одиночеством

. Подобно остальным формам одиночества, оно есть болезненно переживаемая нехватка связи с инобытием, с чем-то вне нас, с чем-то важным и существенным – в данном случае, с самым существенным.

Онтологическое одиночество

Уже на этапе возникновения философии как на Западе, так и на Востоке сложились школы мысли, отталкивающиеся от наблюдения, что любой получаемый нами опыт в конечном счете разворачивается внутри нашего ума. Всякая гипотеза о связи этого опыта с неким «внешним» миром, следовательно, остается лишь повисшей в воздухе гипотезой безо всякой надежды обоснования. Какое бы восприятие мы ни переживали, что бы и кого бы мы ни встречали на своем пути, это всегда есть лишь очередной объект и – более того – продукт нашего сознания. Буддизм в Индии, софизм и скептицизм в Древней Греции, а затем с некоторыми оговорками Кант и Ницше обратили внимание на то, что идея контакта с чем-то, что не являлось бы нашим умом, есть лишь очередной объект внутри этого ума, и из этого круга не может быть выхода. Мы одни – по самому фундаментальному способу своего бытия, и даже если существует нечто, помимо развёрнутого в нашем уме поля опыта, оно достигает нас лишь пропущенным через эту призму и потому все равно является в значительной части «нами».