Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни

Независимо от того, что мы думаем о других людях и социуме в целом, о наличии у нас каких бы то ни было прагматических резонов для сосуществования с ними, человеческая природа настроена на то, чтобы подталкивать нас к бытию в группе, и бороться с этим бывает непросто, а зачастую и незачем. Изоляция от группы или тем более изгнание из нее вызывает то, что нейробиологи последних десятилетий называют социальной болью. Она связана с отрицательными переменами внутригруппового статуса и локализуется в той же области мозга, что и боль физическая (задняя островковая доля мозга). Представьте, что вы втроем играете в игру, перекидывая мяч между собой, и вдруг два человека начинают вас игнорировать и играть вдвоем. Электрический заряд негативных эмоций, который вы получите, будет той же природы, что и при уколе острым предметом и даже обработан будет тем же отделом мозга.

Эмоционально-духовное одиночество

Действительно, человек есть существо общественное, так что порой нам недостает простого физического присутствия других, включенности в группу, какой бы она ни была. Вместе с тем постоянно случается, что чем больше людей нас окружает, тем больше мы ощущаем главную и наиболее болезненную форму одиночества – нехватку взаимопонимания и эмоционального контакта. Бесчисленное и обволакивающее нас множество других является тогда само по себе дразнящим напоминанием об отсутствии искомой взаимосвязи, о пролегающей между нами пропасти, которая кажется роковой и неодолимой.

Насколько глубоко в нашей природе залегает потребность в близости, было хорошо показано в классическом и довольно жестоком эксперименте, проведенном Гарри Харлоу в 1958 г. Он растил детенышей макак-резус без матерей, вместо которых в клетку помещались два «суррогата». Один представлял собой проволочную фигуру, повторяющую контуры взрослой самки, и к ней была приделана бутылка с молоком. Второй суррогат также был проволочной фигурой, однако обернутой мягкой тканью. Вопреки первоначальным предсказаниям, детеныши больше любили не ту «маму», которая их кормила, а источник какого-никакого контакта и тепла; именно с ним, трогательно прижавшись, они проводили время.

I.

Для человека естественно желание понимать и быть понятыми, со-переживать, со-страдать и со-радоваться, однако в здоровой системе потребностей оно занимает не столь уж большое место. Эмоционально-духовное одиночество приобретает преувеличенные масштабы, мучает и не знает удовлетворения под воздействием иных причин, не относящихся напрямую к нему самому. Антидот в этом случае носит троякий характер, и прежде всего, нужно разобраться, что действительно вызывает это болезненное состояние. Заняты ли мы пониманием и положительной трансформацией собственной психики, имеются ли у нас мощные центры притяжения творческой энергии в виде внутренних и внешних целей, соразмерных нашим возможностям? Если нет, то тяга к близости – это жульнический и обреченный способ увильнуть от преодоления морального одиночества. Стоит выправить перекошенную структуру своей жизни, вложив в это достаточный объём времени и усилий, как это чувство, ошибочно принимаемое нами за желание взаимопонимания и сопереживания, пойдёт на убыль и в конечном счете исчезнет. Одновременно это откроет возможности для отношений с другими людьми уже на новых и здоровых основаниях.

В современном мире, увы, мы наблюдаем стремительное усиление как раз пагубных форм тяги к чужой компании, отдаляющей от этой первостепенной задачи, и это происходит как в связи с ценностными сдвигами, так и по сугубо технологическим причинам. Под подушкой ночью, обнимаемый и лелеемый как драгоценнейшее из сокровищ, лежит смартфон. Ему отведено почетное место за обеденным столом, он же сопровождает человека на учебу, на работу, на концерт, на прогулку по лесу – даже в ванную комнату. Куда бы мы ни отправились, где бы мы ни находились, вместе со смартфоном Другие неотступно следуют за нами.

В этом чужом присутствии люди стараются укрыться от самих себя, от благого дискомфорта внутренней и уединенной работы, в ходе которой личность единственно получает шанс сформироваться, реализоваться, сбыться. Это бегство от формирующего нас одиночества, от напряжения, от свободы, от вопросов, что начинают возникать в голове, когда она ничем не отвлечена, от проблем, требующих формулировки и разрешения. Пройдите между рядами столиков в ресторанах и барах, взгляните на эти скучающие, а сейчас все чаще вперившие взгляд в экраны лица. Как трудно бывает поверить, что они действительно, взаправду хотят там быть. Даже их смех отдает какой-то тоскливой глухотой, как пустой бак; это кажется вынужденной мерой, принуждением к развлечению и зарыванием головы в песок.