Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни

То же самое мы наблюдаем в искусстве вот уже как минимум столетие. Зайдите в современные галереи, посмотрите на расставленные там стулья, писсуары, геометрические композиции, скульптуры из проволоки, перформансы и хэппенинги. Они попали в эти роскошные залы не потому, что являются искусством. Напротив, именно потому, что они располагаются там, они – искусство.

Не существует ни одного предмета, который был бы достаточно нелеп, уродлив и возмутителен, чтобы не стать арт-объектом, если окружить его витриной. Плюньте на листок бумаги, разотрите и повесьте на стену в Museum of Modern Art

– новое произведение тотчас соберет поклонников и экспертов, восторгающихся вашим мятежом против поп-культуры, самоиронией художника и глубокой дерзкой медитацией над природой творчества. То, что помещается в арт-галерее, есть искусство; это находится в арт-галерее, следовательно – это искусство. Таков простой силлогизм самоисполняющихся пророчеств.

В одном из фильмов классический комедийный артист Граучо, будучи пойманным на лжи, в негодовании заявляет: «Кому ты веришь – своим глазам или моим словам?» Это лишь звучит нелепо, но как демонстрируют философия, история и социально-психологические эксперименты, мы зачастую куда больше верим словам и предубеждениям, нежели собственным глазам, языку и самостоятельному анализу, который просто не умеем проводить. Подобные самоисполняющиеся пророчества являются статическими – они искажают наше восприятие явлений, однако сами по себе не запускают цепь событий, трансформирующих фабулу нашей жизни и направляющих ее по другому руслу. Последние могут быть названы динамическими.

Динамические самоисполняющиеся пророчества

Когда Дэн Ариэли лежал в ожоговом отделении после перенесённого несчастного случая, ему, как и всем остальным пациентам, полагалась доза морфия, позволяющего унять непереносимую боль. Пациенты могли сами решать, как распределять дозу в течение суток, но в любом случае полностью справиться со страданиями наркотик не помогал – его количество было ограничено, чтобы не допустить сильной зависимости. Однажды, лежа ночью в своей палате, Ариэли услышал, как по соседству начал кричать от боли мужчина. К бедняге пришла медсестра, сделала укол, после чего он быстро затих и заснул.

Ариэли вызвал к себе медсестру и тоже попросил дополнительный укол. Тогда профессору по секрету рассказали, что дозу морфия ни для кого не превышают, а тому пациенту вкололи обыкновенный физраствор, подсоленную воду. Ему дали пустышку, плацебо – что, впрочем, не помешало этому возыметь желаемый результат.

Эффект плацебо уже давно известен науке и неоспоримо подтвержден тысячами исследований. Он представляет собой любое воздействие вещества, которое обусловлено не биохимическими свойствами, а исключительно ожиданиями человека и верой в наличие у него таковых свойств. С точки зрения биологии здесь нет никакой «мистики». Результаты нашего познавательного процесса (как на бессознательном уровне, так и на сознательном) всегда провоцируют целые каскады реакций в мозге, иммунной и эндокринной системе, которые готовят нас к определенному сочетанию обстоятельств.

Стоит подумать о чем-либо страшном и неприятном, как сосуды головного мозга расширяются, сердцебиение учащается, потоотделение растет, дыхание становится быстрее, надпочечники вырабатывают адреналин и кортизол, в мозге повышается уровень возбуждающего норадреналина – и так далее. Вследствие «всего лишь» мыслей в организме человека на полную мощность запускаются сотни сложнейших механизмов. Зачастую влияние психики на физиологические процессы бывает настолько сильным, что убеждения человека оказывают значительный лечебный эффект и даже снимают боль успешнее, чем сильнейшие медицинские препараты.

Нейробиолог Дональд Прайс в одном из целой серии проведенных им крупных исследований разделил участников на три группы и дал задание оценивать получаемую ими болезненную стимуляцию по десятибалльной шкале[17]. Члены первой экспериментальной группы испытывали боль в чистом виде, без помощи каких-либо препаратов, и охарактеризовали ее на уровне 5–6 баллов. Другим сообщили, что им, скорее всего, дают плацебо, но даже так они оценили идентичную интенсивность стимуляции заметно ниже – в среднем на 3,5 балла. Наконец, последней группе был введен мощный анестетик лидокаин, и это снизило боль приблизительно до значения в 1,5 балла.

Ни в случае лидокаина, ни в случае плацебо испытуемым при этом не обещалось обезболивание. Когда же это было сделано во второй версии эксперимента, то результаты разительно поменялись. Те, кто получил пустышку-плацебо, предварительно разрекламированную как эффективное лекарство для снятия боли, сообщали о меньшем объёме болевых ощущений, чем при использовании лидокаина.