Между прошлым и будущим

Элеонор закрыла глаза, словно собираясь с силами, а когда снова открыла, они были лишены какого бы то ни было выражения.

– В тот день, когда случилось несчастье, я знала, что ты напугана. Знала, что ты не хочешь карабкаться на это злосчастное дерево. Но там был Глен, и мы обе хотели перед ним выпендриться. Вот я и подзадоривала тебя, пытаясь заставить признаться, что ты боишься. Но ты не стала этого делать. Как я ни дразнила тебя и ни пыталась заставить спуститься вниз, ты не останавливалась. Знаешь, меня это всегда восхищало в тебе. Я имею в виду, твоя способность любой ценой получить то, что ты хочешь. Я тебя за это даже немножко ненавидела.

Она положила руки на стол ладонями вверх, словно стараясь показать мне, что терять ей уже нечего.

– Перед тем, как ты сорвалась с дерева, Глен смотрел на тебя и просил быть осторожнее. Я видела, что он любит тебя и всегда любил, даже если еще не осознавал этого. Я тебя так тогда ненавидела. Ненависть была настолько сильна, что я закрыла глаза и изо всех сил пожелала, чтобы ты упала и умерла. И ты действительно упала.

Она схватила сумочку и выбежала из дома, оставив красивый костюм висеть на стуле. Я хотела сказать ей, что она сама чуть не погибла, кинувшись ко мне на помощь. Но все это уже не имело никакого значения. Истина подобна аромату цветка луноцвета, и ее легко сметает ледяной ветер прошлого, оставляющий лишь непреходящее чувство вины и отчаяния.

Я смотрела, как она уезжает, а в голове впервые с момента несчастья звучали слова женщины гула:

– Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь.

И тут я наконец поняла потаенный смысл этих слов и подумала, сколько же времени понадобится Элеонор, чтобы тоже разгадать их.

Элеонор

Я сидела, уютно свернувшись в кресле Бернадетт на веранде в поместье «Лунный мыс», пытаясь сосредоточиться на книге по искусству, посвященной художникам восемнадцатого и девятнадцатого столетий, которую в свое время заказала Бернадетт. Ее надо было сдать в библиотеку уже в субботу, а так как мне казалось, что Хелена не проявляет к этой книге ни малейшего интереса, я решила просмотреть ее еще разок, прежде чем с ней расстаться.

Мне было довольно сложно сконцентрировать внимание на чтении, так как мысли постоянно возвращались к тем словам, что произнесла сестра, к собственной исповеди и, разумеется, к прошлым выходным, когда Финн поцеловал меня на причале. Я вовсе не хотела об этом думать, так как давно усвоила, что прошлое нельзя изменить, как бы пристально мы в него ни вглядывались. Тем не менее я с удивлением заметила, что невольно прикасаюсь к губам, вспоминая тот поцелуй и думая о его последствиях. Странно, почему мне так не хотелось отстраняться…

К счастью для меня, Финн всю неделю находился по делам в Нью-Йорке, и, хотя в связи с этим забота о Джиджи была возложена на Харпер, я была рада, что мне не придется видеться с ним каждый день в офисе.

Тут на веранду заглянула сестра Уэбер.

– Я только что поставила в духовку запеканку из брокколи и теперь собираюсь съездить в магазин за продуктами. Вернусь до того, как надо будет ее вынимать, но все же на всякий случай попрошу прислушиваться к сигналу таймера. Буду примерно через час.

Я помахала ей рукой и вернулась к изучению книги, бегло просматривая текст на страницах. Подняв голову, я прислушалась, пытаясь понять, действительно ли услышала голос Хелены или мне показалось, а потом перевернула следующую страницу, и тут мое внимание привлекла фотография. Я даже вздрогнула, увидев знакомую картину на изображении, занимавшем треть правой страницы.

Я включила торшер, но это мне не помогло, так как глянцевая бумага отражала свет, и трудно было что-либо рассмотреть. Сгорая от любопытства, я встала и подошла к окну, чтобы взглянуть на фотографию при лучшем освещении. Это была картина, написанная маслом, и ее автором являлся голландский художник восемнадцатого века Питер ван дер Верфф. На картине была изображена женщина, сидящая за туалетным столиком, слегка наклонившаяся к зеркалу. Ее отражение в зеркале смотрело прямо на зрителя, в то время как она застегивала на шее ожерелье из красных камней, похожих на рубины. Яркий цвет камней гармонировал с красным бархатным платьем, пышные складки которого заполняли нижнюю часть картины, словно алое облако.

Я долго сидела, уставившись на изображение и пытаясь убедить себя, что это не может быть та же самая картина, которую я вижу перед своими глазами каждый раз, как сажусь за рояль. Заложив страницу пальцем, я пошла в музыкальную комнату. Включив все освещение и отдернув шторы так широко, как только было возможно, я направилась к картине, и мои подозрения подтвердились уже на полпути к ней.