Мне хотелось рассмеяться от такого смелого заявления. Хотя почти половина из того, что она тут наговорила, было правдой. Я повернулась к сиделке, изо всех сил пытаясь изобразить на лице недовольство, но на самом деле была втайне рада, что они здесь. Мне не терпелось услышать жизнерадостный смех Букашки, от которого переставали болеть даже мои старые кости. Как ни странно, и Элеонор мне хотелось видеть, после того как она удивила меня столь выразительным исполнением пьесы Дебюсси. Хотя я и поддразнивала ее, говоря, что это не так уж ужасно. На самом деле это была блестящая игра, несмотря на то что она была к этому не готова и давно не упражнялась. Девушка играла так, как когда-то это делала я – до тех самых пор, пока мои пальцы не подвели меня и сердце не позабыло звуки музыки. В музыке, которая рождалась под ее пальцами, было нечто более высокое, чем простое звучание нот, что не могло скрыть ни отсутствие большого опыта, ни далекая от совершенства техника. Необыкновенная проникновенность ее исполнения многое рассказала мне о ее душе, открыла то, о чем она сама, возможно, не подозревала. Хотя Элеонор и продолжала утаивать какую-то часть своей жизни, нечто столь сокровенное для нее, чем она ни с кем не желала делиться, но именно эта глубина и способность полностью выразить себя в музыке обычно и отличают хороших музыкантов от великих.
Я тяжело вздохнула.
– Думаю, мне действительно стоит поесть, чтобы набраться сил. Они ведь останутся здесь на выходные. – Сиделка помогла мне сесть, подложив под спину подушки. – Я так устала от этой комнаты, от этого мрачного дома. Думаю, настало время для хотя бы небольших прогулок на свежем воздухе.
Сиделка понимающе улыбнулась.
– Полагаю, вы к этому вполне готовы. Но следует начинать с минимальной нагрузки. Вы же еще совсем недавно лежали в больнице.
Я махнула рукой, словно отметая ее опасения.
– На самом деле я великолепно себя чувствую. Думаю, мне следует попросить Элеонор вывезти меня на прогулку. Возможно, даже на пляж.
Я смерила сиделку надменным взглядом. По крайней мере, она меня уже достаточно хорошо знает, чтобы не пытаться разубеждать. Но она, как ни странно, сказала:
– Уверена, Элеонор будет от этого в восторге.
Я внимательно посмотрела на нее, чтобы понять, не иронизирует ли она, но на лице сиделки было самое невинное выражение.
– Я уже проголодалась. Надеюсь, что мой завтрак готов.
– Разумеется. Я сейчас вернусь. – Сиделка развернулась и направилась к двери. – Вас ждет ваша любимая овсяная каша.
Я уже собиралась выразить свое недовольство, но в этот момент она обернулась.
– Да, чуть не забыла. Вчера, когда вы отдыхали, к вам приходил посетитель. Это совершенно вылетело у меня из головы, я вспомнила только сегодня утром. На самом деле он приходил повидаться с Бернадетт, но я сказала ему, что она скончалась, и после этого он спросил, нельзя ли поговорить с кем-нибудь из ее родственников.
Я словно одеревенела.
– И кто это был?
– Посетитель сказал, что его зовут Джейкоб Айзексон. Он и визитную карточку оставил.
Она полезла в карман своих брюк, извлекла белую карточку и вручила ее мне. Прежде чем я успела пожаловаться, что не могу ничего прочитать, она взяла с прикроватной тумбочки мои очки и водрузила их на мой нос.
В нижней части карточки был указан адрес в Атланте.
Чтобы скрыть дрожь в руках, я положила карточку на тумбочку и прижала ладони к кровати.
– Он сообщил, что ему надо?
– Нет. Но сказал, что будет в Чарльстоне в выходные и вы можете связаться с ним по номеру мобильного телефона, указанному на карточке.
Я отмахнулась от нее.
– Уверена, он заявился сюда, прослышав о моей коллекции картин. Просто хочет прощупать, нельзя ли поживиться за счет старухи. Если он пожалует еще раз, пожалуйста, скажите, что картины не продаются. Надеюсь, вы не сообщили ему наш домашний номер, который знают только свои? Я не желаю, чтобы меня беспокоили.
Сиделка посмотрела на меня с отсутствующим видом, к которому часто прибегают люди, зависимые от других в отношении заработка, чтобы скрывать мысли или чувства, которые могут показаться неуместными их работодателям. Я-то хорошо это знаю, сама не раз пользовалась этими приемами.
– Конечно, мисс Жарка. Могу я пригласить Джиджи и Элеонор?
– Полагаю, да. Если только это не задержит мой завтрак.
Не успела она пройти на кухню, как они появились на пороге. Улыбка Джиджи, разумеется, была более искренней, чем улыбка моей компаньонки, и нельзя сказать, что я была этому очень уж удивлена.
– Доброе утро, тетя Хелена! – Желтый целлофановый пакет бил Джиджи по ногам, когда она бежала ко мне, чтобы обнять и поцеловать.