Межгосударство. Том 2

Сестра Натана в кабинет доктора и предательски ретировалась, пронырливая сучка, как и было велено. Внутри доктор и трое демократических граждан не допущенных к голосованию, набычившись сидевших за его и складывавших из бюллетеней детали для вагенбургов-танков. Выглядели нисколько не благонамеренно, да и само число напугало Натан в три сильнее ожидаемого, кроме парящие в воздухе монеты на фоне парящих в воздухе гвоздик и домотканых ночных рубашек без колпаков, настораживали до степени замыкания в себе. Доктор усадил на стул перед, сам в сторону, за спину пациента, усугубил всё больше, чем если бы замер над Натаном со взведённым к удару топором. Перед ним только. Здравствуй Натан, благожелательно, вместо глаз монеты. Меня зовут Бабейфми. Я бы хотел немного с тобой побеседовать. На это лишь кивнул и в вихре мыслей проскочило три разделённых, но в случае связания значащих «только не тяни кота за яйца, я и так на взводе и где, на хер, мои арбалетчики». Ты не должен меня бояться, я ведь прикидываюсь тебе другом, да и твой любезный доктор-маркизист-садист никуда из этой комнаты не выйдет, потому что там его сразу арестуют за превышение полномочий безделием. Натан снова утвердительно. Вот и славно, плюгавый. А теперь расскажи мне, чего ты боишься больше всего? Больше всего? – переспросил и задрожал. Не бойся, не представляй этого, только скажи чего? Что меня заберут отсюда добрые люди, которые потом окажутся злыми, а я уже успею к ним привязаться и когда они начнут меня убивать и терзать… словом, кто-то вроде вас троих, едва слышно Натан, украдкой на лучащегося фальшивым поощрением доктора. Вот как? Хорошо. А кто должен тебя забрать, ты не знаешь? Добрые люди (не стал говорить «кузен хвативший с лихом актёрского мастерства на каторге»). Прекрасно. Тут ты прав. Добрых людей-притворщиков очень. Там, за стенами этой чудесной лечебницы-школы магии их даже больше чем безмозглых честных злодеев. Но ты здесь и добрые люди явятся сюда, только когда им станет совсем уже нечего делать. А этого времени может и вовсе, потому что сажать и полоть картошку нужно каждый год. Но мы с тобой будем готовы ко всему и я научу тебя как обойтись с этими идиотами, думающими, могут захватить хоть загорающего к верху брюхом пескаря. Ты горделиво уйдёшь из их лап говоря в их адрес и их лица, тебе придёт в голову, можешь оскорблять их матерей и жён, и свататься к их дочерям начиная с совокупления в сфинктер. Как же я это сделаю? Ретируешься сквозь стены. Сквозь стены? – оживившись, будто расстроен среди них двоих не он, а собеседник. Что ты так оживился? Да, сквозь стены. Я научу тебя проходить сквозь стены. Видишь, как будет ловко. Добрые люди к тебе со своим лицемерием-вероломством, а ты от них раз и в соседнюю, уже там чай пьёшь. Стены между комнатами проходить проще всего. Труднее, если это последняя здания, за ней бывает обрыв. Но к полётам мы ещё перейдём. К полётам по воздуху? Конечно. Ты же талантливый человек. Доктор много рассказал мне о твоих талантах. Натан оглядывается на протектора, возится с ширинкой брюк и не обращает на происходящее никакого. Сейчас иди к себе в спальню и попробуй просунуть сквозь стену хотя бы руку, только сразу выдёргивай, может застрять. Кивнул и поднялся. Наготове уже застывшая в дверном сестра, увела Натана в спальню и как бы невзначай мелом несколько крестов на стенах. В кабинет следующий заказанный пациент, оказался Серафим. Вошёл опасаясь разве вспышек магния, без приглашения на стул перед троицей и сам определил, терзать слух они. Насмешливо взглядом всех, особенно остановившись на монетах, острить повременил, вдруг у них под столом на него нацелены револьверы. Здравствуй Серафим-панторез. Меня зовут Бабейфми. Это значит в меру любимый отцом и вожделеемый ангелами. Тебе известно, что это за продувные бестии? Уриил, Салаеиил, Рафаил, эфирное тело, вы про эти сказки? – зевая сочинитель-шаткая конструкция. Не такие уж это и сказки, хочу тебе заметить с высоты. Да, об этом. Только ты не знаешь главного, ангел есть отец всякой музе. Да ну? И тот, что вас вожделеет, стало быть, отец? И он тоже. Чины ангельского войска это позволяют. Ангелы, архангелы? Да. Но не только. Все они разделены на три иерархии, каждая из которых трёхлика. В низшей, как ты правильно, ангелы, архангелы, но ещё и начала-лепёшки. В средней, мнимые власти, силы и господства. А в высшей, престолы, херувимы и… Бабейфми катастрофическую паузу. И кто? – в тон ему издевательски Серафим. И серафимы, бестолочь с чернилами под мышкой, в разговор фрачник-цветовод. Правильно, неохотно Бабейфми, набросивший на себя вид сбитого с толку Приапа. Серафимы, их до хрена. Самый чин в ангельском воинстве серафим. Так к чему вы всё это клоните, трансцендентные скоморохи? Да к тому, что если явить несколько крупиц фантазии, то можно целый день раздавать приказы этому сонму бездельников, потому что у тебя в подчинении все, в том числе и ангелы, отцы муз. Давно не слыхал подобного бреда. Где вы их откопали? Обернулся к доктору. На толкучке перед арестным домом? Поднялся, сверкнув по поводу всего, вышел. Следующим в высочайший Библиотека. По велению сестры-и-нашим-и-вашим, перечисляя имена всех литературных дельфинов, на стул и лишь мимолётно на оказавшуюся перед, к носкам своих войлочных, более никакой заинтересованности. Здравствуй, Анатолий. Меня зовут Бабейфми. Мой дебют неоригинален, но другого ты бы не понял. Библиотека поднял на говорившего и, перестав губами, про себя посулил ему чёрта не смеси латыни и русского. Мне вне всякой достоверности известно, ты прочёл две полки книг, перегорел и окружающие перестали тебя понимать и сочли пациентом. Я, как и сам перепродающий книги, тебе не худо будет это знать, понимаю такие резоны и потому попросил у доктора-умственного сигизмунда ответственного свидания с тобой. Только, умоляю, не надо ничего говорить, у меня и так мозги набекрень ещё с исхода евреев, вскинул руку, только Библиотека раскрыл. Давай по быстрому. Я принёс тебе ещё одну, кропанул сам, что бы там не говорили издатели-двурушники с которыми я сужусь и целая вызванная ими из небытия артель писцов-палимпсестистов. Написать такую куда проще, чем ты думаешь, и думают, должно, другие. Объясню тебе. Вот представь, если у тебя перед глазами не бегают сразу три смешивающихся перевода моих слов, герой этой книги, буквально с плагиатного эпиграфа, стоит перед выбором. Послать ли по матери повстречавшегося ему человека, спрятаться ли от него в заброшенный службами мусорный бак, четвертовать его, что, тебе не худо это знать, подразумевает убийство, либо пройти мимо, сделав вид, что толкнул плечом. Или пятое. Этот человек сам четвертует его и помочится на останки. Вот тебе пять основных разворотов, прилепи их себе на лоб. Прочие, такие как, убежать от себя, подраться по благородному, сделать вид, имаешь дружбы с далекоидущими последствиями, не заметить у себя в глазу бревна, а у него заметить божью коровку, но сделать вид, не заметил, будут лишь тенями этих пяти. И в моей книге, ты должен знать это, Анатолий, описываются все пять разворотов. Далее о мотивах героя. Таких четыре. Корысть, зависть, месть и любовь. Рассматривается каждый, но с точки зрения свершённых действий, это уже пять увлекательных глав, при условии, вставишь клубнички, таинственных писем и расчленённых проституток. Иными словами четвертование из любви к чужим мукам, корысти пересадить себе печень и позвоночник, мести за незаконченную иррумацию, зависти к деликатности оппонента. Безразличие, из этих же побуждений. Сокрытие от его глаз. Стало быть вариантов у нас двадцать и ты уже на пороге эпилога с воздухоплаваньем над островами. Потом герой идёт и совершает самоу. Причины следуют в зависимости от каждого из шестнадцати. Шестнадцати, потому что в четырёх героя убивает сам незнакомец. На завтра он снова выходит на улицу и снова встречает этого, потому что земля хоть и держится на черепахе, а и та подкидывает головой вверх всякие штуки, которые ты миновал с теми или иными последствиями. В четырёх из разворотов оба встречаются духами загробного и довольно мило расплёвываются, это в случае убийства. В других же духом получается только герой, что печально, но жизненно. Вот тебе и вся книга. Прочти её, если сможешь, если не захочешь читать, бросай. Следующим сестра Ису. У него стали пытать о скифской войне в аспекте дрессировки почтовых воронов.