Межгосударство. Том 2

Я вижу, сударь, меланхолическое блужданье на вашем лице. Возле стола в «Бэкон и свинина» из ниоткуда олдовый, с лысой, зад неправдоподобного манекена, кустистыми, ежевика сизая. Было бы зеркало, мог бы вам ответить. Уж поверьте на слово, втулился напротив. Позвольте представиться, Ван Зольц. Назвался в ответ. Не выпить ли нам? Я и так пью. Вижу и понимаю, сие не от радости. Вам не откажешь в наблюдательности. Боюсь показаться невежливым, но отчего такая печаль в вашем-то? При чём тут? Бывает, люди печалятся и в десять, вероятно, бывает и раньше. Я более имел в виду, молодым печалиться не с руки, однако согласен. Так отчего же впали в уныние? От собственной глупости, должно быть. Не встретили взаимности? Может в чём-то и встретил. Что теперь думаете делать? Возьму саблю и пойду лес рубить. Любопытно. Хотел предложить вам иное, но против такого… Вы ещё и что-то предложить мне намеревались? Имел такое намерение. Готов выслушать со всем. Будьте осторожны, моё не такое простое. К чему мне осторожность, когда я обещал вам только. Так вот, оно во мне проклюнулось, торопитесь. В таком случае я бы хотел задать вам вопрос в духе неблагонамеренного секунданта: зачем вам жить дальше, сударь? Потом сделать заявление в духе затянувшегося полководца: надо с этим кончать. Потом ответственный призыв в духе уставшей от долбления проститутки: кончайте. Поднял на Ван Зольца, унылую подводную мину на его сменило изумленье. Что вы так смотрите? Я нисколько не шучу. Мало того, предлагаю вам превосходный способ ухода. Вам и делать ничего не и тело ваше, вряд ли кто обнаружит в привычном виде, это если вы опасаетесь на счёт такого несуществующего понятия как позор и предполагаемых страданий ваших родственников. А так вы им ещё и сохраните аберрационную надежду. Пропадёте без вести, они будут ждать. Надежда, великая как зрение сила. Но вам она уже не поможет, вы макабрический слепец. Так что предлагаю нижеследующее. Ровно через семь дней вы должны прибыть к соляным шахтам на севере города. Смотрите не спутайте с лисьими норами. Утром, в час первого за сутки рассвета. Умирать в час первого за сутки рассвета это прекрасно как локальный дождь из пыльцы. Мы с вами опустимся в одну из шахт, кою провидение давно пустило на самотёк и я дам залп греческого огня. Вам известна формула греческого огня? Помотал головой. Напрасно, очень полезная вещь. Весит не множество, относительно легко раздобыть, а взрывается с макабрической же безысходностью. Вам известны па макабра? Так вот, нас с вами завалит обломками или разорвёт взрывом, как угодно будет полагать нам самим. Но существование наше мы прекратим. Вы и я. Да вы сбрендившая сдвоенная бровь. Как вы можете на серьёзе о таком? Вскочил, возвысился над оставшимся Ван Зольцем. Как вы вообще могли подумать, что я. Что я способен. Что я жажду. Да идите вы к чёрту на рога – навсегда. Прочь, прочь отсюда. На стол денарий – неполную за вино, приняла ночь. С отчётливостью пригрезилось сказанному, строптивцу, порыв выше рассуждения, пока лежал в тёплой на бронзовых львиных ногах, с окрашенной красным. Руки у запястий, бессильно покоились у дна, глаза помалу, разум в иные предместья.