На восьмой день мы собрали вещи, загрузили их в лодки и уплыли вниз по течению в Мамбили, так и не собрав ни одного образца крови. Нашу работу сорвал тот самый фактор, из-за которого она стала так важна: полное отсутствие горилл. Еще одно странное происшествие с собакой в ночи.[26]
Билли Кареш подобрался близко к одной горилле, но не смог подстрелить ее транквилизатором, и сумел отследить еще двух благодаря зорким глазам следопыта Проспера Бало. Другие же, многие десятки, которые облюбовали этиВирус тоже куда-то исчез. Но мы знали, что он всего лишь скрывается.
11
Где скрывается? В течение почти четырех десятилетий естественный резервуар Эболы оставался одной из самых мрачных загадок мира инфекционных заболеваний. Эта тайна и попытки ее разгадать тянутся еще с первого известного ученым появления эболавируса в 1976 году.
В том году в Африке случились сразу две вспышки, независимо друг от друга, но почти одновременно: одна – на севере Заира (ныне Демократическая Республика Конго), другая – на юго-западе Судана (сейчас это территория Республики Южный Судан), в четырехстах восьмидесяти километрах от первой. Хотя вспышка в Судане началась немного раньше, события в Заире получили большее освещение – отчасти потому, что в честь небольшой заирской речки Эболы назвали и сам вирус.
Эпицентром вспышки в Заире стал небольшой госпиталь католической миссии в деревне Ямбуку, в районе, известном как Зона Бумба. В середине сентября врач-заирец сообщил о двух с лишним десятках случаев тяжелого нового заболевания – не обычной малярийной лихорадки, а чего-то более жуткого и красного – с кровавыми рвотой и диареей и кровотечениями из носа. Четырнадцать пациентов умерли, говорилось в телеграмме, отправленной врачом в столицу Заира Киншасу, а состояние остальных остается тяжелым. К началу октября миссионерский госпиталь в Ямбуку закрылся по весьма печальной причине – большинство сотрудников умерли. Международная команда из ученых и врачей, подчиненная лично министру здравоохранения Заира, прибыла туда несколько недель спустя, чтобы изучить неизвестную болезнь и дать советы по контролю над ее распространением. Эта группа, в которую входили представители Франции, Бельгии, Канады, Заира, ЮАР и США (в том числе девять врачей из отделения CDC в Атланте), стала известна как Международная комиссия. Возглавлял ее Карл Джонсон – тот самый американский врач и вирусолог, который работал с вирусом Мачупо в Боливии в 1963 г. и едва выжил, заразившись этой болезнью. Тринадцать лет спустя, все такой же энергичный и целеустремленный, нисколько не смягчившийся ни из-за близкой встречи со смертью, ни из-за карьерного роста, он возглавлял Особый отдел патогенов в CDC.
Джонсон помог разрешить кризис с болезнью Мачупо, обратив внимание на экологическую составляющую, или, если проще, задав вопрос: где живет вирус, когда не убивает боливийских крестьян? В том случае на вопрос удалось ответить легко: местный вид мышей приносил вирус Мачупо в дома и амбары. Благодаря мышеловкам вспышку удалось погасить. Сейчас, в отчаянные, непонятные дни октября и ноября 1976 г. на севере Заира, столкнувшись с другим невидимым и неопознанным убийцей, жертвами которого уже стали сотни людей, Джонсон и его коллеги нашли время, чтобы задать такой же вопрос и о вирусе Эбола: откуда он вообще взялся?
К тому времени они уже знали, что этот патоген – совершенно точно вирус. Эти знания они получили из клинических образцов тканей, отправленных на изучение в зарубежные лаборатории, в том числе и CDC. (Джонсон перед тем, как вылететь в Заир, лично возглавил работы по изоляции патогена в CDC.) Они знали, что этот вирус похож на вирус Марбург, еще один смертоносный патоген, обнаруженный девятью годами ранее; электронные микрографы показали, что он такой же волокнистый и извилистый, словно замученный ленточный червь. Но лабораторные анализы еще и показали, что вирус Эбола достаточно отличается от вируса Марбург, чтобы его можно было признать новым вирусом. В конце концов, эти два червеобразных вируса, Эбола и Марбург, отнесли к новому семейству –