Но никто из них не решался сделать первый шаг.
Кален услышал обреченный вздох Мираджейн:
– Не могу я! – не выдержал Кален. – Простите, это я не вам.
– Не можешь быть с нами? – спросил Рейден.
– Да, если честно…
Кален замер, раскрыв рот.
– Тот прокурор, мистер Харрис, как мне сначала показалось, не имел сердца, как и любой прокурор или адвокат, но он все рассказал и помог разобраться. Осталось разобраться только нам с тобой.
Кален не знал, сколько простоял в оцепенении от услышанного. Поначалу переубеждал себя: может, показалось? Но вытянутое от удивления лицо словно молнией пораженной Ионы красноречиво отвечало ему, что он неправ.
– М-мистер… сэр… господи! – Кален начал заикаться, не зная, какие слова подобрать. Множество раз представлял он себе этот момент торжественным, как обычно бывает в фильмах, полным любви, громких речей, глупых извинений и крепких объятий где-то на фоне камина и рождественской елки. Реальность шлепнула его по лицу, напоминая, в каком непредсказуемом мире он живет и что его ожидания редко совпадают с действительностью.
Ситуацию спас Рейден:
– Как я заметил, ты сейчас не горишь желанием быть с нами. Понимаю. Нелегко справиться с таким давлением. Надеюсь, скоро ты передумаешь. Знай, что мы ждем тебя.
Кален мог лишь кивать, мечтая поскорее скрыться. Отчего-то на глазах появились слезы, и он смахнул их, проклиная себя за излишнюю искренность и самоконтроль, которого у него больше не было. Ему надоело плакать. Это происходило так часто, что он начинал скучать по тем временам, когда слезы были для него постыдным проявлением эмоций. Тогда жить было намного проще.
– Ты сам знаешь, как это было? – заговорил Рейден. – То есть… знаешь, как так случилось, что ты рос только со своей мамой?
– Нет. И знать пока не хочу. Меньше знаешь – крепче спишь. А из-за… всего этого, всех этих приключений, что были в последние годы, я лишился спокойного сна. До сих пор вижу кошмары.
– Мне жаль, что такая жизнь и вас не обошла стороной. Судя по семейным корням, началось это еще тысячи лет назад.
– Вот бы срубить деревья, давшие некоторые корни.
Перед глазами в его воображении замаячили Альмент и Праетаритум.
– В общем, – протянул Рейден, – пока я не рассказывал об этом ни Ангеле, ни Рике. Они будут требовать немедленной встречи и объяснений. Если будешь готов – надеюсь, что будешь, – позвони мне или напиши. Я дам тебе номер…
– В межвремье до меня не дозвониться.
– Тогда ты знаешь, где мы живем… и где твой дом.
Еще никогда Рейдену не было так тяжело говорить и искать точки соприкосновения, окольные длинные пути, что в итоге приведут его к сердцу сына и не отпугнут. Переговоры с боссами многомиллионных компаний казались ему детской разминкой.
– В-вы злитесь на маму? – вдруг спросил Кален робко.
– Я не держу на нее зла. Ее можно понять. Она хотела быть счастливой вместе с тобой… И обращайся ко мне на «ты». Если хочешь, конечно.
От неловкости, затянутости и грубости разговора, которому Рейден безуспешно пытался придать искренности, Ионе становилось тяжело дышать. Нехотя она разделила желание Калена сбежать.
– Я не так себе это представляла, – призналась она. – Стоим на улице, откровенничаем о том, чего месяцами не могли сказать друг другу. Все совсем не так, как…
– Как ты хотела? – Кален радовался короткой передышке. – Думала, это случится в кругу семьи в канун какого-нибудь праздника и мы все в конце расплачемся и обнимемся?
– Ну да, – Иона пожала плечами.
– Вам нужно поменьше смотреть сериалы про подростков, – заметил Рейден.
– Я их вообще не смотрю, – возразил Кален. – Терпеть не могу. Такие надуманные и перенасыщенные, а герои – красивые и идеальные. А эти предсказуемые любовные линии!..
– Растянутые донельзя.
– Такие сладкие, что можно заработать кариес.
– Или сахарный диабет.
Иона рассмеялась.
– Слава богу, хоть что-то вас объединяет – ваша непомерная тяга к критике и высмеиванию всего, что не соответствует вашим вкусам и взглядам.
– Это вовсе не извращение.
– А еще сжигали живьем умных девушек, детей женили и выдавали замуж и заставляли рожать новых детей, что росли в нищете и голоде, забивали на гигиену, продавали людей в рабство, убивали по национальному признаку и пили кровь девственниц.