Мгновение истины. В августе четырнадцатого

– Казус белли! – И уже громче, окинув своим проницательным взглядом Николаи, добавил: – Теперь все придется начинать с начала!

2

Июль 1914 года выдался необычно жарким, и Европа, чуть погоревав о трагическом происшествии в Сараеве, теперь самозабвенно нежилась под лучами солнца на морских курортах и на загородных виллах, весело проводила время в парках и ресторанах, выезжала по выходным на природу и отдавала должное синематографу и кафешантанам. Только европейские политики, дипломаты и военные, проявляя невиданный энтузиазм, днем и ночью корпели над новыми мобилизационными планами, потому что прежние не соответствовали настоящим реалиям и в большинстве своем из-за продажности чиновников и результативной работы тайных агентов находились в руках врагов. Довольно заметная суета на Вильгельмштрассе, Кэ д’Орсе, Даунинг-стрит и Певческом мосту вызывала у обывателей лишь недоумение и страх, который постоянно подогревали средства массовой информации. Руководители внешнеполитических ведомств Германии, Франции, Англии и России, не поспевая за слишком часто меняющимся настроением глав государств, лихорадочно обменивались телеграммами с коллегами и своими послами, то ратуя за мир, то резко обостряя отношения между странами.

Германский статс-секретарь по иностранным делам Ягов стал теперь в Потсдамском дворце чуть ли не каждодневным спутником кайзера. С раннего утра, когда император делал гимнастику, Ягов докладывал ему последние политические новости, а во время его прогулки в Тиргартене, чтобы развеселить монарха, рассказывал ему анекдоты о чопорных англичанах, мужиковатых русских и распутных французах. В 11 часов уже с полным правом он представлял доклад по полной форме, с анализом внешнеполитической обстановки и своими предложениями, с которыми кайзер соглашался довольно редко. Но перед тем как уделить должное внимание советам и рекомендациям своего статс-секретаря, он обязательно консультировался с шефом разведки Николаи.

Вот и вначале июля, когда большинство дипломатов и генералов, за исключением военного министра Фалькенгайна, который не верил в победу, всячески подталкивали императора к реализации плана Шлиффена, он вызвал к себе Николаи и с ходу огорошил его вопросом:

– Вы можете сказать мне однозначно: вступит в войну Англия в случае реализации нами плана Шлиффена? Перед запланированным мной Коронным советом, на котором будет принято окончательное решение, я бы хотел выслушать ваше мнение на этот счет.

– Наш лондонский военный агент утверждает, что король Георг V не желает войны…

– Да! Об этом же меня уверяет и Лахновский, – нетерпеливо перебил разведчика кайзер, – я всегда считал, что противоречия между Великобританией, с одной стороны, и Россией и Францией – с другой, гораздо значительнее, чем противоречия между Германией и Россией и даже Францией…

– Но, ваше величество, это уже давно не так. На самом деле экономические противоречия между нашими странами стали сильнее, чем некогда наше общее стремление воспрепятствовать русской экспансии в Азии и на Балканах. Сегодня немецкие товары успешно вытесняют английские не только на Востоке, но и на рынках России, Австро-Венгрии, Дании, Швеции, Румынии, Турции и других стран. В настоящее время особенно обострилась конкуренция английских и немецких банков за сферы вложения капиталов в странах Латинской Америки и Дальнего Востока. Все это не может не сказываться на внешней политике этой страны. Поэтому я бы не особо доверял высказываниям британских политиков. Даже тот факт, что в ответ на ваше дружественное приглашение принять участие в парусной регате Первый лорд Адмиралтейства Черчилль прибыл отнюдь не на яхте, говорит о многом…

– Вы правы! Он явно хотел продемонстрировать своими дредноутами силу британского флота. А это уже явно не дружественный жест, а скорее наоборот.

– Если Англия задумает принять участие в войне на стороне Франции, – после небольшого раздумья решительно воскликнул император, – я зажгу мировую войну, которая потрясет весь свет. Я подниму весь ислам против Англии, и султан мне обещал свою поддержку. Англия может уничтожить наш флот, но у нее кровь будет сочиться из тысяч ран.

«Для кого он это говорит? – подумал Николаи. – Ведь рядом никого, кроме меня и генерал-адъютанта». Но заметив, что тот что-то старательно записывает, все понял. Кайзер так бескомпромиссно и грозно говорил не для него, а для истории.

После слов, сказанных в высоком запале, с лихорадочным блеском в глазах, взор императора вдруг померк. Медленно и тяжело ступая, он подошел к Николаи и, доверительно глядя ему в глаза, неожиданно заметил:

– Но не могу же я упустить случай, который ниспослало благожелательное к германской нации провидение. Что же делать?

– Если Англия вопреки всем своим заверениям все-таки захочет принять участие в схватке, то большую войну придется отложить на другой раз, – попытался еще раз отсрочить начало войны Николаи, – к тому времени, когда мы создадим более мощный флот и сумеем поссорить Альбион со своими нынешними союзниками.