Мгновение истины. В августе четырнадцатого

– Фалькенгайн тоже не верит в победу, – обреченно произнес кайзер, – разбить Францию за шесть недель – за пределами возможного, даже нашей, лучшей в мире армии, и поэтому он считает, что самое большее, чего можно добиться на западном театре военных действий, это лишь избежать поражения. Может быть, начать сначала поход на Восток? – неуверенно произнес кайзер, ни к кому не обращаясь.

Николаи понял, откуда у императора такая нерешительность. Перед поездкой в Потсдам он навестил военного министра Фалькенгайна. В откровенной беседе с ним генерал, говоря о неизбежности войны, сказал, что предложил императору программу наступления на западном театре военных действий. Фалькенгайн предупредил его, что старые вояки, генералы Гинденбург и Людендорф, на счету которых были самые громкие победы германского оружия, предложили свой план военной кампании, намереваясь реализовать план Шлиффена «наоборот»: вначале разгромить русских, а затем приняться за французов.

Именно поэтому, еще ничего для себя не решив, кайзер метался между двумя враждебными лагерями, невольно возникшими в Большом Генеральном штабе, не зная, к какому из них примкнуть.

– Ваше величество, существует третий вариант решения европейского вопроса, который может ограничиться локальным конфликтом, – предложил Николаи.

– Что вы имеете в виду?

– Надо подтолкнуть нерешительных австрийцев, чтобы они сделали первый шаг, оккупировали Сербию и остальные Балканы, не ожидая ответа сербов на свой ультиматум…

– В этом есть рациональное зерно, – прервал кайзер размышления шефа разведки, – сейчас или никогда… с сербами надо покончить, и побыстрее. Судя по нынешнему состоянию дел, русские никоим образом не готовы к войне и должны будут дважды подумать, прежде чем призвать свой народ к оружию, для того чтобы оказать помощь славянским государствам. Мы же, для того чтобы подтолкнуть Австро-Венгрию к решительным действиям, должны продемонстрировать своим союзникам «верность нибелунгов. Надо дать понять Францу-Иосифу, что германские интересы требуют сохранения сильной Австрии, и Германия ни за что и никогда не покинет Австро-Венгрию в эти тяжелые времена. Все это я выскажу на Коронном совете, – посветлел лик кайзера, ненадолго вышедшего из своего обычного состояния испуганной нерешительности.

– Но, ваше величество, по-моему, еще рано принимать какие-то определенные решения. Не лучше ли ограничиться простым совещанием в кругу императорской семьи, а также ваших ближайших советников и военных, без оформления протоколов. Ничто не должно раньше времени раскрывать ваши великие намерения. Ведь кардинальные изменения как в политике, так и в экономике могут произойти каждый божий день. И история не простит вам скоропалительных решений.

Кайзер с некоторой долей скептицизма слушал возражение своего главного шпиона, но последние его слова попали на благодатную почву, и он, величественно пожав плечами, высокопарно изрек:

– В истории остаются только великие дела! – И после небольшой паузы добавил: – Я подумаю над вашими словами.

Через несколько дней Николаи, получив официальное приглашение в Потсдамскую резиденцию кайзера, направился на очередную аудиенцию, прихватив на всякий случай с собой самые последние аналитические заключения и прогнозы. Встретив авто шефа разведки перед дворцом, флигель-адъютант сразу же сопроводил его не в приемную кайзера, как обычно, а в довольно прохладную, несмотря на жару, Мраморную галерею своего нового дворца. Выходившие в парк огромные окна были распахнуты настежь, пропуская внутрь прохладный воздух, смешанный с тонким ароматом деревьев и цветов. Недалеко от галереи с самым равнодушным видом прохаживались офицеры из личной гвардии императора. Вокруг царили тишина и мрачная торжественность.

К полудню в галерее собрались самые близкие родственники и советники императора. Принц Генрих Прусский и кронпринц Вильгельм с величественным видом прогуливались по галерее, о чем-то вполголоса разговаривая. У окна что-то шепотом обсуждали канцлер фон Бетман-Гольвег и статс-секретарь по иностранным делам фон Ягов. Статс-секретарь по военно-морским делам адмирал фон Тирпиц что-то решительно доказывал начальнику Большого Генерального штаба фон Мольтке, а тот, в свою очередь, апеллировал к главе военного ведомства фон Фалькенгайну, яростно доказывая военному министру, что армия по вине правительства еще не готова к ведению войны на западном театре военных действий и тем более на Востоке. Эти упреки Мольтке Николаи слышал уже не раз, прекрасно понимая, что генерал заранее пытается отвести от себя ответственность за будущие поражения германской армии, стараясь свалить все на нерасторопность правительства и военное министерство, в частности.

– Господа, – негромко произнес генерал Фолькенгайн, чтобы слышали только офицеры Генштаба, окружающие его, – сегодня нам предстоит решить кардинальный вопрос, где начинать войну, на западе или на востоке, так что не будем забивать свои головы текущими проблемами, которые можно решить и в рабочем порядке…