Мятежный дом

— Вообще-то, Майлзу… то есть, моему учителю, шеэду… не нравилось, когда изучают сначала человеческое фехтование, а потом переходят к орриу. Он считал, что это портит руку. Она привыкает к постоянной длине и балансировке клинка — и человек не может реализовать главное преимущество орриу.

Он встал в позицию и поднял оружие, выдвинув лезвие на четыре ладони.

— Возможность начать бой первым, когда противник еще не знает, готов он или нет — это часто возможность остаться в живых.

Он махнул свогом в выпаде — и сбил шляпу с Лапидота, стоявшего в трех метрах.

— Осторошно! — крикнул тот. — Тоше мне Вильгельм Телль!

— Извините, сэр, — Дик вернул шляпу, гадая, что бы значило это языколомное ругательство — «вильгельмтелль». — Я бы вас не задел, правда.

— Ви меня напугаль! Штоб ви зналь, я ошень нервни.

Дик улыбнулся. Ему уже рассказали, как этот «нервный» человек под шквальным огнем лучевых орудий подвел «Густава-Адольфа» на дистанцию поражения гравизарядом и смял обе орудийные башни анзудского линкора «Хумбаба» как одноразовые стаканы.

— Работа гибким клинком, — продолжал он, — должна чередоваться с работой жестким…

Он вдруг смутился, поняв, что говорит всем известные вещи. Как их называл Габо — бананности?

— Расскажи лучше, как работаешь большим пальцем, — попросил Крейнер.

А вот это была богатая тема. Большой палец отвечал за модуляцию длины и жесткости клинка. Дик очень долго избавлялся от непроизвольной манеры выбрасывать клинок вместе с любым движением руки вперед. Это больше всего делает бойца предсказуемым: следи за движением рук — и поймешь, какой клинок тебе готовят.

— Майлз специально заставлял меня отрабатывать блок выбросом, с захлёстом при движении руки назад, — он показал «вхолостую», потом показал еще раз, в паре с Крейнером.

— А покажи этот удар из-за головы, — попросил Холмберг.

— Какой? — не понял Дик.

— Ну, когда я пытался достать тебя сверху, через флорд, — пояснил связист. — Ты блокировал и тут же парировал выбросом, я еле успел убраться.

— Атакуйте меня. Может, я вспомню.

Холмберг взял у Крейнера свог и атаковал. Дик тут же вспомнил — не головой, телом — как он парировал: действительно, в момент удара человек настолько открыт, что можно, парируя, выдвинуть клинок — и ему почти некуда будет деваться. Но вместе с тем достаточно опытный боец, вроде Кьелла Холмберга, мог успеть убраться из-под удара и тогда весь выигрыш от эффекта внезапности терялся на возвращении клинка к прежней длине.

— Это не очень хороший прием, — попробовал объяснить он, — я только что его придумал.

По тому, как переглянулись фехтовальщики, он понял, что опять сморозил что-то не то.

— Ты, главное, не забывай его теперь, — посоветовал Крейнер после паузы. — Эффективный контрприем против удара сверху с захлёстом на дороге не валяется.

Дик промолчал, чтобы не ляпнуть еще какой-нибудь глупости. Майлз почти никогда не использовал удар сверху с захлёстом. Если у обычных людей это так часто делают — нужно запомнить.

Офицеры продолжали расспрашивать его — чем больше расспрашивали, тем больше Дик чувствовал себя неловко. Он не умел объяснить почти ничего. Не знал принятых у людей названий связок и приемов. Не всегда мог вспомнить и повторить, что делал в тот или иной момент. Это было все равно что объяснять словами пилотирование в межпространстве — если не хуже. Наконец, увидев, как ему не по себе и утомившись от жары, вояки сжалились и отпустили его.

Дик спустился с раскаленной палубы в душевую, смыл пот. Оттуда пошел в свой кубрик, думая, как скоротать время до ночи, если не позовет Бадрис. Можно было и полежать почитать в прохладе — а с другой стороны, система вентиляции была не на высоте и в кубриках становилось душновато, если там собирались все жильцы. А гемы, когда не было работы, старались держаться подальше от людей и как раз толклись в кубриках.

Дик решил, если будет душно — взять сантор и патрон и читать в столовой. Толкнул дверь кубрика — и чуть ли не носом уперся в адмирала Вальне.

— Оро, — удивился он. — Что вы здесь делаете, сэр?

— То, к чему призывает меня христианский долг, — ответил Вальне с улыбкой. — Исправляю некоторые ваши промахи.

И вышел.

Дик, присев на свою койку, оглядел кубрик. Гемы отводили глаза. Обычно разговорчивые, они сейчас как-то странно молчали.

— Ну? — спросил юноша, поняв, что по собственной инициативе не заговорит никто. — Что стряслось?

— Ран никогда раньше не рассказывал нам про плохое место, — отозвался наконец Семерка, один из старших.

— Плохое место, где злые демоны мучают тех, кто плохо поступал, — добавил Алекс.

— Так, — Дик вдохнул поглубже, чтобы выветрился гнев, поднимающийся в груди как ядовитый газ. — И что же господин Вальне рассказал вам об этом месте?