Мятежный дом

— Хорошо. Что я, по-твоему, должна делать? Объявить Керету, что я уже замужем? За тобой? Он спросит — «каким образом?» — и что я отвечу? «О, мы принесли друг другу клятвы в тюремной камере, при свидетеле-морлоке, которого на следующий день направили на арену». Прекрасно. Может, и все остальное рассказать — чтобы всех Шнайдеров снесли, чтобы наверняка? Ты понимаешь, что если наружу просочится хотя бы слух о том, что императору подсунули уже замужнюю невесту, от нас не оставят и пыли?

Дик прикрыл глаза и после недолгого молчания прошептал.

— Я идиот, но не такой. Просто… просто мне не очень-то радостно все это слышать. Но ты мне скажи, только скажи, ничего больше — ты ведь любишь меня?

Несколько секунд Бет казалось, что не поможет и седатив.

— Нет, Дик. Я тебя не люблю и никогда не любила. Я… наверное, я вообще не способна любить никого, кроме себя. Тебя только хотела, потому что ты… ну, привлекательный парень… а я… не могла себе признаться в том, что хочу мужчину. Ну вот просто хочу, как кошка. Мне нужно было врать себе и другим про чувства. Поэтому я пред тобой виновата. Считай меня сукой и забудь поскорее. Ты не должен страдать из-за меня.

Дик вцепился в решетку пальцами и как-то судорожно улыбнулся.

— Ты любишь меня. Это все Ли, старая ведьма. Это она тебя подучила. Никогда бы ты о себе такого не придумала.

— Считай как хочешь. Обманывай себя как хочешь. По крайней мере, я буду спокойна: за свои ложные надежды теперь отвечаешь только ты сам.

Лицо Дика снова исказилось как-то судорожно, а потом он хрипло сказал:

— За все свои надежды всегда отвечал только я сам. Если ты этого до сих пор не поняла, ты просто дура. Ты все мне сказала, что хотела?

— Да.

— Отлично. Я тоже сказал тебе все, что должен был. Уходи. Извини, что я тебя так подставил. Честное слово, я сам не собирался оставаться в живых.

Бет резко встала и выпрямилась. Пусть этот придурок любуется ее трусами, если охота — но не ее слезами. Слезы увидит Роланд — но это не страшно, он будет молчать. Слезы увидит Огата — ну и черт с ним.

Но первым, кто попался ей при выходе, был не Огата, а сеу Кинтана, услужливый секретарь доктора Чэна.

— Вы выглядите расстроенной, — сказал он. — Вам не понравился наш сад?

— Нет, сад великолепен. Но медитация что-то не задалась.

К тому моменту как они вышли в общий зал, слезы Бет высохли окончательно.

— Ваша клиника — изумительное место, — сказала она, подходя к директору Чэну. — И этот… внутренний сад… чудо, просто чудо.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими любезностями, и Бет заметила мельком, как Огата кивнул ей откуда-то из-за локтя Чэна. Словно в полусне, Бет скользила по залу, обменивалась приветствиями с врачами и гостями клиники, пока не налетела на человека, которого не заметила, как ни смешно, именно потому, что он был огромен: заученно выискивая глаза и лица собеседников, Бет просто не поднимала взгляд на высоту… почти морлочьего роста. Нет, с Роландом этот рыжий великан не мог тягаться, но морлокам класса «аякс» был вполне под стать.

— Пауль Ройе, — он протянул Бет большую ладонь. Ну и ладонь, про такие говорят «на одну положу, другой хлопну — от тебя мокрое место останется». Бет с опаской положила в его лапу свои пальчики. Впрочем, его пальцы тоже казались неестественно изящными и длинными — даже для такой ручищи

— Детский и подростковый торакальный хирург, — продолжал он.

— О, — Бет улыбнулась. Вот, почему у него такие пальцы. — А чем детский хирург отличается от взрослого?

— Со взрослыми легче, — гигант неловко повел плечом. — Больше пространства для манипуляций. Хотя в войну пришлось заниматься, конечно, взрослыми. По большей части.

— Господин Ройе великодушно забыл упомянуть, — сказал директор Чэн, как-то незаметно вырастая по правую руку Бет, — что работает здесь как волонтер, безвозмездно.

— Не пытайтесь изобразить меня святым подвижником, я это делаю только ради того, чтобы не потерять квалификацию, — Ройе улыбнулся во весь рот и снова обратился к Бет. — Без постоянной практики хирург превращается в мясника.

— Он еще и скромный, — директор Чэн доверительно склонился почти к уху Бет. — Несколько недель он оперировал почти непрерывно. И я сам слышал, как в столовой он, закончив ужин, сказал: «Теперь зашивайте и готовьте следующего».

— Это старый медицинский анекдот, не слушайте его, — оборвал рыжий. — Поверьте, на госпитальном корабле бывало много хуже, но даже там до такого не доходило.

— И тем не менее, за четыре недели в клинике доктор Ройе провел свыше шестидесяти операций…

Это по две в день, если он не давал себе выходных, прикинула Бет. А если давал — то по три.

— …И я вас уверяю, их уровень выше всяких похвал, — продолжал Чэн. — Если бы — я чисто гипотетически, безо всякой привязки к реальности — если бы я принимал решение, кому доверить в случае чего жизнь вашего августейшего жениха, я бы без колебаний выбрал доктора Ройе.

Мне что, сватают его в придворные врачи? Неужели седатив мешает не только чувствовать, но и соображать?