Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Диалог продолжался еще какое-то время, пока Брэдшоу не прервал заседание. Когда король проходил мимо большого меча правосудия, стоящего на столе секретаря, было слышно, как он сказал: «У меня нет страха перед этим».

На второй день судебного заседания король опять отказался отвечать на обвинение. Он не признал законности этого суда. Брэдшоу приказал увести его.

– Я настоятельно требую представить свои обоснования.

– Сэр, заключенные не имеют права требовать.

– Заключенные?! Сэр, я не простой заключенный.

В третий день Карл снова отказался отвечать суду, заявив, что он «отстаивает право английского народа». Его просили ответить в общем сорок три раза, но он не желал признавать над собой власти парламента. 27 января судьи на закрытом заседании в Расписной палате Вестминстера признали короля «тираном, изменником, убийцей и врагом государства», заслуживающим казни «посредством отделения головы от тела». Прежде чем приговор объявили ему в суде, Карл заявил, что дело настолько серьезно, что его следует рассматривать на общей сессии обеих палат парламента. Некоторые судьи, желая снять с себя ответственность за цареубийство, поддержали эту идею. «Вы сошли с ума? – шикнул Кромвель на одного из них. – Не можете посидеть тихо и спокойно?» Предложение короля было отвергнуто.

После того как Брэдшоу объявил смертный приговор, Карл попросил разрешения говорить.

– Нет, сэр, с вашего позволения, сэр. Стража, уведите заключенного.

– Я могу говорить после приговора. С вашего позволения, сэр, в любом случае есть последнее слово. – Стражник грубо повел его на выход, а он продолжал выкрикивать: – С вашего позволения, подождите! Этот приговор, сэр… вот что, сэр, я скажу… мне не дают сказать. Подумайте, какой это пример правосудия для других.

Солдаты и зрители вокруг него кричали: «Правосудие! Правосудие! Правосудие!»

На самом деле суд и казнь короля организовало небольшое, хоть и убежденное, меньшинство, никоим образом не выражавшее настроений народа. Два голландских посланника просили сохранить жизнь королю. Сэр Томас Ферфакс обратился с такой же просьбой к Совету армии. Принц Уэльский прислал чистый лист бумаги с подписью и печатью, чтобы парламент вписал условия, какие пожелает. Этих ходатайств оказалось недостаточно. В частности, Кромвель и Айртон стояли на своем: король должен умереть. В обратном случае не будет безопасности ни для них, ни для нового государства.

Последние дни жизни короля для тех, кто находился рядом с ним, были торжественны и печальны. 29 января он сжег свои документы и зашифрованную переписку. Двоим из его младших детей, Елизавете и Генриху, по-прежнему находившимся в руках врагов короля, позволили повидаться с ним. Увидев отца, они оба разразились слезами. Карл сказал тринадцатилетней дочери, что готовится принять славную смерть за свободу страны и сохранение истинной веры. Десятилетнему сыну он завещал, чтобы мальчик не позволял военным возложить на его голову корону, пока еще живы старшие братья. Генрих ответил: «Пусть лучше сначала разорвут меня на куски!» Королевская стража рыдала. То было время слез.

В последнюю ночь своей жизни, 29 января 1649 года, король крепко спал примерно четыре часа. Проснувшись, он говорил личному камердинеру, что «наступил день его второй свадьбы», и попросил две рубашки, потому что «если я буду дрожать от холода, мои враги отнесут это на счет страха». Несколько пехотных рот сопровождали короля из Сент-Джеймса в Уайтхолл; они так громко стучали в барабаны, что короля не было слышно. Его поместили в спальню, где он дожидался, пока парламент примет резолюцию, запрещающую провозглашение любого наследника трона. Карл отказался от обеда, взял только кусок хлеба и бокал вина. В назначенное время его сопроводили в большой Банкетинг-Хаус.

Стоял такой мороз, что Темза замерзла. Он вышел из окна первого этажа прямо на низкий эшафот, задрапированный в черное. На эшафоте стояли два тщательно замаскированных палача. Их личности так и остались нераскрытыми. Кавалерийские шеренги окружали улицу с обеих сторон, вооруженная охрана держала людей на расстоянии. Зрители заполнили крыши, балконы домов и саму улицу. Король попытался обратиться к людям, но они находились слишком далеко. Поэтому он продиктовал свои последние слова стенографисту и двум помощникам. Среди этих слов была декларация, что «подданный и монарх совсем не одно и то же». Перед тем как положить голову на плаху, он заявил, что «умирает как мученик за народ». С ним был епископ Лондонский.

Епископ. Остался всего один этап; он сложный, но короткий. Он вознесет вас с земли на небо, а там вы найдете счастье и утешение.

Король. Я иду от короны временной к короне вечной.

Епископ. Вы меняете земную корону на небесную – удачный обмен.

Один удар отправил Карла в мир иной. Главный палач поднял голову и традиционно объявил: «Смотрите, вот голова изменника!» В этот момент, по словам очевидца Филипа Генри, «разнесся такой стон тысяч присутствующих, какого не хотелось бы слышать больше никогда».