Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Появилось время для торжеств. В конце 1657 года одна из дочерей Кромвеля, Фрэнсис, вышла замуж за Роберта Рича, внука графа Уорвика, и празднество соответствовало статусу молодой пары. Музыка и песни слышались в коридорах Уайтхолла в честь бракосочетания; в оркестре было сорок восемь скрипок и пятьдесят труб. Орудия Тауэра палили, как когда-то во время королевских свадеб. Были даже «совместные танцы» мужчин с женщинами, которые продолжались до пяти часов утра следующего дня. В состоянии бурного веселья Кромвель расплескивал сэк-поссет, насыщенный и густой напиток, на платья дам и пачкал стулья, на которых они должны были сидеть, растаявшими сладостями. У него было почти деревенское чувство юмора. Позже на бракосочетании другой дочери, Мэри, свадебная церемония в Хэмптон-Корте включала представление маски, в которой Кромвель исполнил бессловесную роль Юпитера. Поразительное возвращение к традициям Стюартов.

Французский посол сообщал, что широко распространился «новый дух», и «проповедники прежнего времени отходят от дел, потому что их считают слишком мрачными». Когда Кромвель устраивал торжественные обеды в честь иностранных послов, обязательной частью приема была «замечательная музыка», и в большом зале Хэмптон-Корта установили два органа, на которых играл постоянно проживавший во дворце органист. Заслугой Кромвеля также стало знакомство Англии с оперой. Протектор слыл большим любителем созвучий, как инструментальных, так и вокальных.

Сразу после введения в должность Кромвель распустил парламент до следующего года. Когда он снова соберется, то будет состоять из двух палат, как положено по старой конституционной форме. Кромвель назначил новый Совет. В него вошли все прежние члены, за исключением Джона Ламберта, который ушел в отставку со всех постов с большой пенсией. Когда-то он думал, что станет преемником протектора, но теперь понял, что им станет другой, более молодой Кромвель.

Одной из главных задач вновь созданного Совета было определиться по поводу характера новой верхней палаты, однако некоторые заседания состоялись в отсутствие протектора. Кромвеля теперь называли (даже близкие друзья) «стариком»; его подпись уже выглядела нечеткой, неровной. Значительную часть лета он проводил в целительном воздухе Хэмптон-Корта, но постоянно страдал от мучительных простуд.

Вторая сессия второго парламента протектора открылась 20 января 1658 года, и немедленно начались атаки на военный режим. Члены новой палаты лордов в основном выбирались из самых верных сторонников Кромвеля, и в результате в палате общин образовалось враждебное большинство. Некоторые из наиболее ярых противников Кромвеля, которых не допустили к предыдущей сессии за «безнравственность» и «преступность», возвратились в Вестминстер и сразу поставили под вопрос полномочия «другой палаты».

Через пять дней после первого заседания Кромвель собрал обе палаты в Банкетинг-Хаусе и призвал к верности правому делу. Однако его вмешательство не оказало существенного влияния: настрой палаты общин остался враждебным, как и раньше. Один из наиболее грозных представителей общин, сэр Артур Хейзелриг, произнес речь, в которой высмеял действия палаты лордов в прошлом. «Зачем нам растравлять старые раны, – вопрошал он, – если они уже давно забыты?» Мемуарист, служивший при дворе Кромвеля, отметил, что претензии палаты общин и противоречия между двумя палатами вызывали у протектора «ярость, взрыв чувств сродни безумию». Его гнев усиливал тот факт, что представители армии, по сути, поддерживали палату общин в утверждении ее верховенства.

Холодным утром 4 февраля Кромвель поднялся рано и объявил о намерении отправиться в Вестминстер. Он не мог ехать по замерзшей Темзе и под влиянием настроения взял первый наемный экипаж, какой попался на его пути. Когда он вошел в совещательную комнату палаты лордов, его зять и близкий товарищ по оружию Чарльз Флитвуд стал возражать, узнав о его намерении. «Трус! – воскликнул Кромвель. – Видит Бог, я разгоню этот парламент». И приступил к выполнению своего решения.

Он говорил палате общин, что они «растревожили не только себя, теперь растревожена вся страна». При угрозе вторжения извне и вероятности восстания внутри государства они ничего не предприняли. «Я заявляю вам здесь, что распускаю парламент. И да рассудит нас Господь». На этот праведный порыв некоторые парламентарии выкрикнули: «Аминь!» Последний конституционный эксперимент Кромвеля провалился. Ни один из его парламентов не преуспел – явный знак, что военное правление страной суть в корне неправильная система. Теперь же его открыто критиковали. Посол из Венеции докладывал, что народ «тошнит» от теперешнего правительства; голландский посланник тоже отмечал, что дела Кромвеля «в неспокойном и опасном положении», а один приезжий из Массачусетса заметил, что многие люди «громогласно обвиняют его».