Мятежный

Я нерешительно шагнула к нему. Люди входили и выходили из дверей «Кафе Дьем», и никто не смотрел на нас с насмешкой. Может, это и была одна из причин, почему мне нравилось проводить время с Бэйном. Люди не спешили проявлять к нему неуважение. Мне все еще с трудом верилось в то, что после всех слухов он действительно хотел со мной общаться.

Мои обидчики сказали, что ночь в переулке на самом деле произошла не на улице, а в доме Генри и что это была оргия, на которую я добровольно согласилась. Новости об аборте тоже достаточно быстро достигли любопытных ушей горожан. Однажды я услышала, как подруга Рен, Кэнди, сказала: «Ребенок, вероятно, умер от смущения. Можешь себе представить? Быть зачатым во время оргии?»

Но Бэйну было все равно.

Ради бога, он зарабатывал на жизнь сексом.

Неудивительно, что он единственный, кто смог меня принять.

Он сказал, что помогает мне по личным причинам, возможно, это он и имел в виду. Возможно, он просто так сильно ненавидел, когда на кого-то вешали ярлык шлюхи, а я представляла собой подходящий проект. Хуже всего то, что для меня это не имело значения. Я все еще чувствовала благодарность за нашу дружбу.

– Ладно, – сказала я, слова казались тяжелыми, и я повторила их, в этот раз громче: – Ладно, идем.

Мы молча дошли до кафе-мороженого, наслаждаясь великолепным солнцем. Наши руки почти соприкоснулись, когда он открыл для меня дверь заведения, и что-то внутри меня пробудилось, подобно приливу, и взмыло вверх, словно цунами. Я заказала два шарика – на два больше, чем съела бы в свой обычный день.

В Бэйне присутствовало нечто такое, что побуждало меня измениться. Попробовать что-то новое. Я взяла мороженое со вкусом фисташек и эскимо. И впервые за долгое время еда действительно имела вкус.

Вкус был новым.

И он мне нравился.

Когда мы вышли из кафе-мороженого, я обернулась и сказала ему:

– Насчет того, что мы держались за руки в клинике доктора Виза… – Я чувствовала себя храброй, но потом Бэйн остановился, развернулся и серьезно посмотрел на меня.

– Верно. Я тогда не подумал. Такого больше не повторится.

– Нет, – возразила я, тоже останавливаясь. Теперь мы были единственными, кто стоял посреди оживленной набережной, мешая остальным людям и абсолютно не заботясь об этом. – Я тут подумала, не могли бы мы это когда-нибудь повторить? Не в каком-то странном или особенном смысле. Я просто хочу знать, что… хм… – сглотнув, я оглянулась, – …могу.

Я никак не могла перестать думать о его татуированной руке на моей ладони. О мгновении, когда дрожащими губами прикоснулась к его на удивление гладкой щеке. Его ноздри раздулись, и что-то, чего я не смогла распознать, промелькнуло в его глазах. Что бы это ни было, Бэйн тщательно взвесил слова, прежде чем произнести их:

– Ладно. – Оттягивая бороду, он посмотрел вокруг, будто кто-то мог за нами наблюдать. – Конечно. Ты хочешь, чтобы это стало неожиданностью, или просто возьмемся за руки прямо сейчас?

Я обдумывала ответ несколько секунд, пока мы возобновляли нашу прогулку. Теперь мы шли рядом друг с другом.

– Удиви меня.

Мы дошли до конца набережной и остановились на светофоре, ожидая, пока загорится зеленый свет, чтобы пересечь улицу. Его ладонь нашла мою, но Бэйн продолжал смотреть на светофор, словно ничего не происходило, со скучающим и равнодушным выражением лица.

– Так хорошо? – прошептал он себе под нос.

– Да.

Глава девятая

Бэйн

Дверной звонок моей матери был цвета блевотины.

Грязный, слишком часто используемый. Прямо как я. Люди приходили и уходили из моей жизни, а Соня Проценко оставалась, в любое время готовая подставить плечо, чтобы я положил на него голову. Ее холодильник всегда забит домашними пельменями и овощными супами. Я чувствовал себя спокойно, зная, что у меня есть настоящая мама. Не то чтобы отношения между нами складывались просто – я не лучший сын в мире. Но и не худший.

К примеру, я всегда ее слушался, так как чувствовал благодарность за то, что она не подвесила мою задницу на крюк еще в детстве, за что я бы даже не стал ее винить. После изнасилования членом русской мафии в восемнадцатилетнем возрасте она сбежала со мной из страны, когда мне оставалось несколько месяцев до третьего дня рождения. Здесь мама поступила в колледж и выучилась на терапевта. Она всегда находила время, чтобы разобраться с проблемами в моей дурацкой школе, чтобы купить мне доску для серфинга и сидеть на пляже в одиночестве – потому что никого не знала и стеснялась первой заговорить с людьми, – наблюдая за мной на соревнованиях.

Так что я регулярно мыл посуду, выносил мусор, помогал соседям чинить крышу и подтягивал оценки, изображая роль безупречного ребенка перед ее друзьями и коллегами.