Мятежный

– Ничего не выйдет. Открывай.

– Бэйн? – Мне нравилось, что она до сих пор оставалась достаточно наивной, чтобы удивляться моему появлению.

– Нам нужно поговорить. – Я снова вышагивал перед дверью. Какого черта это происходит? В воздухе повисла тишина, прежде чем ее дверь приоткрылась. Сквозь зазор мне удалось разглядеть лицо Джесси. Она была такой красивой, что это практически причиняло мне боль. Я встречал и имел много красивых женщин. Но никто из них не мог сравниться со Снежинкой. Все вокруг нее казалось блеклым, а она, подобно тексту стихотворения на листе с выжженными краями, оставалась ясной и отчетливой. Толкнув плечом ее дверь, я зашел в комнату, и у меня чуть не перехватило дыхание.

С потолка свисала люстра, собранная из небольших памятных вещей: старых компакт-дисков, ручек, пультов, открыток, писем и брелоков с изображениями ее любимых инди-групп. Казалось, будто сама ее душа взорвалась и разлетелась кусочками перед нами. Стена за ее широкой кроватью была увешана фотографиями человеческих спин, снятых на «Поляроид». Среди них я узнал ее мать. Темноволосый мужчина на соседнем снимке, вероятно, был ее отцом. Тут же были кадры с Дарреном, группой чирлидерш и толпой незнакомцев. Некоторые булавки оставались пустыми. Предполагаю, что когда-то там висели фотографии людей из ее прошлой жизни, кто впоследствии перевернул ее с ног на голову. Хотя одно изображение все же осталось. Спина молодого человека с густыми каштановыми волосами. Полагаю, Эмери. Его шею сотню раз протыкали булавкой, пока в центре не образовалась дыра размером с горошину.

На ее подоконнике стояла стеклянная банка с гирляндой внутри. Пошлые книжки были раскиданы по полу. Постельное белье напоминало Битлджуса своим черно-белым рисунком, а на двери висела порыжевшая табличка со словами «Не входить, мы уже устали прятать тела». Ее комната обладала характером. Личностью. И это прекрасно чувствовалось.

– Кто придумал все это? – спросил я, внезапно осознав, как близко друг к другу находились наши тела и как грудь Джесси опускалась и поднималась в такт моей, будто девушка чувствовала то же, что и я, хотя я понятия не имел, что это.

– Я сама, – ответила она тихо. Ее волосы все еще оставались влажными после душа, который она, должно быть, приняла сразу, как вернулась со смены. На Джесси были крошечные пижамные шорты – снова оранжевые – и мешковатый черный топ с изображением «Sleeping with Sirens»[25]. Не знаю почему, но ничего сексуальнее этого я еще не видел.

Она – личность.

Она – подросток, который вот-вот переступит двадцатилетний порог.

Она – девушка, женщина и нечто среднее между ними, с сиськами, гормонами и острым язычком, и лед между нами таял слишком стремительно, но я чертовски хотел испить каждую его каплю.

Наши ноги соприкоснулись. Близость оказывала влияние на нас обоих. Мой взгляд встретился с ее. Зеленый против синего. Тяжелый в противовес мягкому. Глаза грязного лжеца смотрели на самую чистую и добрую девушку, которую я когда-либо знал.

– Как прошел твой первый день? – Я нарушил тишину первым.

– Без происшествий. А где был ты? – Ее голос звучал тихо, в отличие от смысла произнесенных слов.

Я не мог встретиться с тобой, не нарушив шестимиллионный контракт.

– Серфил. – Я отступил на шаг, щелкнув жвачкой. – Я готовлю Бека к соревнованиям в конце месяца. Поэтому и искал нового бариста. Бек увольняется. – Я так сильно искажал правду, что она грозила треснуть.

– Хорошо.

– Ты уверена, что все действительно хорошо?

– Нет. Сегодня был мой первый рабочий день. Первый день, когда я снова столкнулась лицом к лицу с реальным миром. Я думала, ты хотя бы заглянешь ко мне. – Ее голос дрожал. Я предал ее, и она испытывала ярость. – Мне казалось, что мы друзья.

– Так и есть.

– Друзья заботятся друг о друге.

– Я забочусь. – И это становилось гребаной проблемой. Как, например, следующие слова, вылетевшие из моего рта, за которые я хотел врезать себе кулаком: – Поужинаешь со мной?

Что, черт возьми, я только что сказал? Позвал ее на свидание?

Она почти прислонилась ко мне – почти, – и я повсюду чувствовал ее запах. В том числе и аромат ее киски. И меня убивало то, что я не мог ей помочь увидеть то, что действительно имело значение. Что она снова могла бы наслаждаться сексом. Со мной.

Список моих безумных поступков пополнился еще одним глупым действием. Сжав пальцами ее подбородок, я приподнял его, чтобы наши губы оказались на одном уровне. Дверь в ее комнату все еще оставалась приоткрытой, и я знал, как сильно рискую. Но я должен был сказать следующие слова, глядя ей в глаза. Потому что мама права. Я не имел права облажаться.

– Ты должна сказать «нет». Я ублюдок, – прошептал я.

Выгони меня. Пока я не стал тем, кто не сможет тебя отпустить.

Она подняла взгляд и покачала головой.

– Я говорю «да».