– Хотелось бы мне тоже иметь привычку бегать каждый раз, когда я нервничаю, вместо того чтобы в очередной раз идти и полировать свою ванную, – драматично вздохнула она и улыбнулась.
Естественно, я не рассказала ей, в чем дело. Я просто отключила телефон и попросила не говорить Бэйну, где я, если он позвонит. Гейл подумала, что мои проблемы связаны исключительно с парнем, поэтому не слишком беспокоилась.
– Он мой начальник, Джесси.
– Я знаю, – ответила я непринужденно.
– И он без ума от тебя. Он точно меня убьет. Ты правда хочешь моей смерти?
Я пристально посмотрела на нее, и Гейл закатила глаза.
– Лучше сразу приготовь мне подходящую надгробную речь, сучка.
Перескакивая через три ступеньки, я выскочила на соленый свежий воздух набережной и побежала. Я вставила наушники, чтобы заглушить демонов в своей голове, и включила песню «Can You Feel My Heart» группы Bring Me the Horizon[36]
. Я сложила все кусочки головоломки вместе. Все, что рассказал мне Даррен, и все, что Роман, вероятно, хотел мне объяснить, прежде чем Даррен его опередил.«Серф-Сити».
Шестимесячный контракт.
Шесть миллионов долларов.
Чтобы выманить меня из моей скорлупы.
Будто я гребаный краб, которого можно бросить в кипящую воду, пока он еще жив.
Потом выложить на тарелку.
И раздавить. Сломать. Сожрать.
Тошнота подползла к горлу, но я не замедлила бег. Нет. Я побежала быстрее, чувствуя, как вместе со мной бегут мои горячие слезы. Они ощущались такими горячими на холодном лице.
После «Инцидента» я часто задавалась вопросом – что, по моему мнению, привело к этой катастрофе. Я так много раз посылала в воздух этот вопрос. Думаю, если бы рядом со мной находился мой отец, он сказал бы, что не существовало какой-то особенной причины. Он был социальным работником, а еще жалким пьяницей. Но он был умен. Все случилось не из-за моей одежды или слов. Я не ставила перед собой задачу вписаться в место, где все решили, что я другая – почти как Роман, – еще до того, как я что-либо произнесла. Дело было даже не в первом изнасиловании, и да, теперь я была уверена, что
Просто я связалась не с той компанией. Хотя вначале они казались верным выбором. Безупречные белозубые улыбки, выглаженная одежда, хорошие манеры и великолепная успеваемость в школе. Иногда ты просто не можешь предугадать, какими окажутся люди, и мне следовало их отпустить.
Но мое прошлое оставалось моим – единственное, что было
Я хотела все вспомнить.
Мои ноги тихо коснулись песка, и я уставилась на свою тень, пытаясь перевести дыхание.
Моя жизнь рушилась, но я чувствовала себя на удивление спокойно. Свободно.
Я подняла взгляд на безоблачное небо, и оно посмотрело на меня в ответ. Оно приобретало все более и более глубокий темно-синий оттенок, как вода, растекавшаяся по ткани, и я пыталась разглядеть скрывающееся за горизонтом солнце.
Но ответ очевиден, и даже я его знала. Моя мать никогда не была хорошим партнером. Они так и не поженились. Пэм рассказала мне об этом однажды ночью, когда, спотыкаясь, вернулась пьяная со свадьбы своей подруги и зашла в мою комнату, чтобы проверить, что я жива. Они познакомились в дайв-баре. Пэм изучала в колледже классическую литературу, а Артем знал все о Пушкине и Достоевском. Они быстро нашли общий язык и в ту же ночь оказались в одной постели. К утру оба протрезвели, и от вспыхнувших накануне чувств не осталось и следа. Он покинул ее общежитие, но когда она узнала, что беременна мной, они решили, что должны дать друг другу шанс.
Иногда мне казалось, что в тот момент сердце моей мамы еще не прогнило насквозь, и, возможно, это мое самое сильное заблуждение.
Она пыталась быть матерью и женой, но не постоянно. Она выгоняла моего отца из дома за сущие мелочи. Потому что он забыл вынести мусор, или случайно не так подрезал мне челку, или задержался на работе, поскольку столкнулся с непростым случаем. Затем мелочи превратились в настоящие проблемы, потому что отец терял уверенность в себе. Он начал много пить. Он слишком часто пропадал без вести. Он все реже показывал свою любовь к Пэм. И, как и все семьи с детьми, где между партнерами нет сильных чувств, они просто оставались вместе, надеясь, что когда-нибудь каким-нибудь образом все само собой образуется.