Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

Во дворце их приняли. Электра осталась ждать. Эта горькая роль была отведена ей с самого детства. Наконец двери медленно отворились и показалась женщина. Это была Клитемнестра. На миг она безмолвно застыла на ступенях, но следом за ней из дворца выбежал слуга с отчаянным воплем: «Беда! Беда! Удар свалил хозяина! Беда!» Увидев царицу, он прошептал: «Из гроба встав, казнят живого мертвые». Клитемнестра догадалась обо всем, о том, что произошло и что еще произойдет. Посуровев, она велела слуге принести секиру, намереваясь побороться за свою жизнь, однако, едва коснувшись оружия, передумала. В дверях возник мужчина с окровавленным мечом. Она знала, чья это кровь и чья рука сжимает меч. Клитемнестру осенило. Вот что защитит ее лучше любой секиры… «Постой, дитя, о сын мой, эту грудь, молю, / Ты пощади. Ведь прежде ты дремал на ней, / Она тебя, мой сын, кормила некогда». Орест замер в нерешительности: «Пилад, как быть, что делать? Страшно мать убить». Пилад был непреклонен: «А ты забыл о прорицаньях… / О том, какою клятвой ты клялся, забыл? / Враждуй со всеми, только не с бессмертными». — «Ты прав, совету верному последую. Иди за мной», — приказал Орест царице. Клитемнестра поняла, что все кончено. «На мать, на мать ты руку поднимаешь, сын», — укоризненно промолвила она уже без мольбы. Орест жестом велел ей войти во дворец. Она повиновалась, он шагнул за ней следом.

Когда он вышел, дожидающиеся во дворе поняли все без слов. Не спрашивая ни о чем, они смотрели на своего нового повелителя с состраданием. Он же, будто не видя их, воззрился в ужасе куда-то вдаль. «Глядите — вот страны моей правители, / Чета цареубийц, опустошивших дом. / <…>…Всевидящее Солнце… пусть свидетелем / Оно мне будет, что убил по праву я / Родную мать. А об Эгисте незачем / И говорить: убил как соблазнителя. / <…> Друзья, пока рассудок цел мой, слушайте! / Я верю, что по праву наказал я мать, / Преступницу, убийцу богомерзкую. / <…> Отныне мне, несчастному изгнаннику, / Убийцею при жизни и по смерти слыть».

Не сводя немигающего взгляда с потусторонней жути, видимой ему одному, Орест воскликнул: «О, женщины ужасные! Горгонами / Они глядят. На них одежды черные. / И змеи в волосах». Его принялись уверять хором, что никого подобного здесь нет: «Какие призраки тебя гнетут! Мужайся, одолей свой страх». — «Нет, предо мной не призраки. Сомнений нет. / Передо мной собаки мстящей матери. / <…> Их число умножилось, / А из очей их мерзкая сочится кровь. / <…> Я вижу их, для вас они невидимы. / Они за мною гонятся. Бежать! Бежать!»[287]

— твердил Орест. Он кинулся прочь, сопровождаемый только своими незримыми гонителями.

Прошли годы, прежде чем Орест вновь вернулся на родину. Он побывал во многих краях, и везде его неотступно преследовали эти жуткие тени. Ореста истерзали душевные муки, но, утратив все, что так ценят люди, он одновременно многое обрел. «Научен я несчастьями», — утверждал Орест. Он осознал, что любое преступление можно искупить, и даже он, осквернивший себя убийством родной матери, надеется от этой скверны очиститься. По наущению Аполлона Орест отправился в Афины, чтобы молить Палладу о снисхождении. Он шел туда просителем и тем не менее в глубине души не сомневался в успехе. Тем, кто так же искренне, как он, хочет получить очищение, не отказывают. Да и черное пятно его вины за годы одиноких странствий и страданий успело поблекнуть. «Мой позор избыт. / <…>…Мы старимся — и время очищает все. / И вот сейчас устами благочестными / Тебя, Афина… / Зову на помощь»[288]

, — говорил Орест.

Богиня выслушала его мольбы. Сам Аполлон вступился за Ореста, называя себя главным виновником преступления: «Он мать убил по моему велению». Вновь выросли перед Орестом страшные тени эриний, неотступных гонительниц, не дававших ему покоя, но теперь он невозмутимо воспринял их угрозы и требования расплаты. «Я, а не Аполлон, виновен в убийстве матери, — признал Орест. — Но от этой вины я очистился». Во всем Атреевом роду никто еще не произносил подобных слов. Ни один преступник из этого царского дома не мучился чувством вины и не искал очищения. Афина вняла мольбам. Богинь мести она тоже убедила отступиться, и новый закон о милосердии, утвержденный после суда над Орестом, преобразил их. На смену жутким мстительницам явились милостивые эвмениды, «благомыслящие», защитницы молящих. Они простили Ореста. Оправдательный приговор истребил дух зла, преследовавший род Атрея. Орест покинул суд Афины свободным. Ни его самого, ни его потомков больше не принудит к злодеянию неодолимая сила темного прошлого. Проклятию Атридов настал конец.

Ифигeния в Тавридe