Более того, характерно и то, что учение было «открыто, найдено» уже существовавшим. Здесь мы сталкиваемся с типичным кельтским, да и в целом дохристианским представлением о проявлении в видимом мире различных вещей, чудес или даже способов жизни из некоего скрытого, неявного источника. Причем феномены эти могут как легко возникать, так и легко исчезать. Т. е. учение друидов в Галлии воспринималось как существовавшее с незапамятных времен и лишь найденное в Британии.
Цезарь приписывает друидам и судебные функции: они выносят приговоры по всем спорным делам, общественным или частным, по преступлениям, убийствам, тяжбам о наследствах и границах. Они же назначают награды и наказания. Причем наихудшим наказанием для не подчинившегося решению друидов было отлучение его от участия в жертвоприношениях. Отлученный считался нечестивым и преступником, все его сторонились, избегали встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, как от заразного. Для такого не производился суд, и у него не было права на какую-либо должность. Иногда отлучалось от жертвоприношений целое племя.
Друиды Галлии были объединены общей иерархией, распространявшейся на все племена страны. Во главе друидов стоял верховный друид, по смерти которого ему наследовал достойнейший, или же друиды избирали верховного из нескольких кандидатур. Иногда спор о первенстве решался оружием. Раз в году (очевидно, в «праздничный» день) друиды собирались в освященном месте в стране карнутов, которая считалась центром всей Галлии (в Орлеанé, возле совр. аббатства Сен-Бенуа-сюр-Луар771
). В это место сходились все тяжущиеся для суда друидов, их решений и приговоров. Особая связь друидов с центром (скорее, сакральным, чем географическим) отмечалась многими историками: в той же Ирландии собрание друидов связывается с холмом Ушнех в центре острова, о котором у нас речь пойдет ниже.Скандальную известность получило сообщение Цезаря о том, что друиды у галлов заведуют человеческими жертвоприношениями. Речь идет об особых общественных жертвоприношениях такого рода. Галлы (и друиды) считали, что богов можно умилостивить, принеся в жертву за человеческую жизнь (подвергающуюся опасности) другую человеческую жизнь. У некоторых племен для человеческих жертвоприношений использовались огромные чучела, сделанные из прутьев. Эти чучела наполняли живыми людьми и поджигали их снизу, люди сгорали. В жертву приносили преступников, попавшихся на воровстве или другом преступлении, но если преступников не хватало, в жертву приносили и невиновных772
.В пору галльских войн Цезаря античный мир смог познакомиться с представителем друидического сословия, как бы не выходя из дому. Пожалуй, единственный исторический друид, чье имя и судьба стали известны нам благодаря римской литературе, – это Дивикиак (Divitiacus, Diviciacus)773
. С ним были знакомы и дружили и Цезарь, и Цицерон. Дивикиак был вождем (вергобретом) эдуев, наиболее романизированного из галльских племен, столицей которого был оппидум Бибракте (римский Августодун). Его брат Думнорикс позднее приходит к власти у эдуев и возглавляет антиримскую партию, Дивикиак же был сторонником римской имперской политики. Около 71 г. до н. э. Ариовист, царь германского племени свевов, вторгся в Галлию, поддержанный галльским племенем секванов, и разгромил их противника, галльское племя эдуев. Дивикиак, друид и вергобрет эдуев, единственный из эдуев, свободный от клятвы не требовать назад заложников и не просить Рим о помощи, был вынужден бежать. Он отправился в Рим около 60 г. до н. э. и выступил перед сенатом с просьбой помочь его народу в борьбе со свевами. Поздний латинский панегирик Константину Великому описывает выступление Дивикиака перед сенатом: как подобает варварскому воину, он стоит, опираясь на высокий щит (scutum)774.Однако миссия Дивикиака провалилась. В 59 г. до н. э., в год консульства Цезаря, сенат признал Ариовиста «царем и другом римского народа» (De Bello Gallico, I, 35). Во время поездки в Рим Дивикиак познакомился с Цицероном и, видимо, с Цезарем. Цицерон пишет о нем как о друиде, не упоминая вообще о его политических интересах. Дивикиак, по его словам, сообщил ему, что знаком с законом природы, который греки называют натуральной философией (φυσιολογίa), и он мог предсказывать будущее по предзнаменованиям и по умозаключениям (Cicero, De Divinatione, I.90).