Хотя проект закона 1832 года в конце концов был одобрен парламентом, следует подчеркнуть, что правительство было вынуждено согласиться с одной очень существенной поправкой. Согласно этому закону, вид на жительство во Франции могли получить только те беженцы, которые живут на пособие от государства (самые неимущие, а значит, самые радикальные в плане политическом). С другими следовало обращаться как с французами, в согласии с принципом, о котором напомнил один из депутатов: они «приехали во Францию, но не утратили свободы». Итак, первый важный этап в юридически-бюрократическом конструировании категории «беженцев» касается только тех из них, которые пользуются помощью государства.
Разумеется, эта поправка, уменьшающая репрессивную составляющую закона, стала плодом уступок государства требованиям оппозиции. Однако при этом она отразила важную функцию либерального государства – функцию «благотворительную». В рассматриваемую эпоху никто не оспаривает необходимости оказывать неимущим беженцам государственную помощь, поскольку «социальная политика» государства по-прежнему подчиняется традиционным принципам христианского милосердия и филантропии. В этом контексте беженец – в первую очередь неимущий человек, на которого обрушились несчастья и который временно изгнан из родной страны. Государственное пособие призвано помочь ему дождаться того момента, когда (вследствие изменения политического режима в родной стране или благодаря амнистии) он сможет вернуться на родину или же найдет себе занятие, позволяющее заработать на жизнь, и растворится во французском обществе. Тем не менее дискуссия о пособиях для беженцев прекрасно показывает, что, когда речь заходит об оказании государственной помощи отдельным личностям, само функционирование парламентской системы заставляет власть имущих поощрять вмешательство государства в жизнь гражданского общества. Суммы, выделяемые на помощь беженцам, ежегодно утверждались палатой депутатов. Поэтому государство было вынуждено давать отчет в их использовании и доказывать, что деньги действительно тратились на беженцев. В связи с этим Гизо рекомендует чиновникам, действующим в соответствии с законом 1832 года, «удостоверяться, что беженцы, которым они выплачивают пособие, в самом деле вынужденно покинули родные страны под влиянием политических событий, ибо в противном случае у нас не будет отбою от бродяг, рецидивистов и всех неимущих, ищущих средств к существованию» [264] . Однако, действуя таким образом, правительство приступает к процессу «категоризации», а этот процесс неминуемо влечет за собой долгую парламентскую дискуссию о том, кого должно считать «беженцем» [265] . В последующие годы желание уменьшить расходы на пособия для беженцев заставляет некоторых депутатов изобретать все более хитроумные способы разделения беженцев на группы. Так, граф де Траси предлагает выделить в отдельный разряд «таких лиц, которые в силу возраста, пола и положения не могут добывать себе пропитание». Однако время для построения «социальных категорий» еще не пришло. Проект графа де Траси наталкивается на сопротивление депутатов, убежденных в том, что «людям истинно гостеприимным не пристало делить беженцев на разряды». Даже министр внутренних дел выступает против этого предложения, которое он называет «непредусмотрительным введением новых категорий» [266] .