Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Теперь оставим Июльскую монархию и перенесемся на полтора века вперед. Право на убежище сделалось одним из центральных вопросов европейской политики в 1980-х годах, во время дискуссии вокруг истинных и «поддельных» беженцев. Сегодня проблема критериев, позволяющих отличить правду от лжи в словах людей, просящих убежища, волнует все общество; причина этого всеобщего интереса в том, что сегодня беженцы стали настоящей социальной категорией, юридическое определение которой дано в тексте Международной Женевской конвенции, принятой 28 июля 1951 года. В статье i этой конвенции говорится, что термин «беженец» применяется ко всякому иностранцу, который, покинув родную страну и «имея основания бояться преследований по причине своей расовой принадлежности, религиозных убеждений, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или своих политических убеждений, не может или, по причине этого страха, не хочет просить защиты у правительства собственной страны». Таким образом, причисление к категории «беженцев» производится в соответствии с универсальным критерием – фактом преследований и отсутствием защиты в родной стране. Чтобы понять причины, приведшие к принятию этой конвенции, нужно остановиться подробнее на понятии «государственной защиты». Понятие это начинает обретать настоящий вес только в конце XIX века, в тот момент, когда в Европе воцаряется «протекционизм». В обстановке Великой депрессии, которая вызывает внезапный и чрезвычайно резкий рост безработицы, у государства появляется новая функция – брать на себя материальное обеспечение граждан. Вследствие целого ряда факторов: введения «всеобщего» голосования при Третьей республике, создания партий, демократизации прессы – «частные» интересы всех социальных групп оказываются «представлены» на политической сцене. Под влиянием экономического кризиса благосостояние низших слоев общества существенно ухудшается, и их нищета превращается в один из главных предметов внимания парламентской политики, поскольку именно эти классы, в силу своего количественного превосходства, составляют наиболее значительную часть электората. В связи с проблемой, интересующей нас в данном случае, следует напомнить, что если Июльская монархия строила свое определение «гражданства» на исключении этих наиболее широких народных слоев, то Третья республика в аналогичном случае исключала женщин и несовершеннолетних. О «всеобщем» голосовании можно в этом случае вести речь, только исходя из того, что гражданин «представительствует» за свою семью. Расширение избирательного права и распространение его на всех совершеннолетних мужчин позволяет создать демократию глав семейств, которая превращает внутрисемейные отношения в узы, связующие «гражданское сообщество» с «сообществом национальным». Узы эти недостаточны для того, чтобы специфические интересы женщин были по-настоящему «представлены» на политической сцене. Тем не менее они позволяют тем, кто стоит во главе государства, четче отделить права граждан от прав коренных жителей. Количество женщин и несовершеннолетних, входящих в число лиц наемного труда, постоянно возрастает. Поэтому вопрос о социальной защите касается их самым непосредственным образом, хотя гражданскими правами они не обладают. Конечно, в определенной степени государство всегда было обязано помогать бедным, проживающим на его территории. Однако, как было показано в недавнем исследовании, убеждение, что каждое государство должно заниматься только «своими собственными» бедняками, родилось лишь в XIX веке [268] . Критерий верности государству, с помощью которого, как мы помним, Боден в XVI веке отличал «коренных жителей» от «чужеземцев», отныне служит для отделения тех, кто имеет право на социальную защиту со стороны государства, от тех, кто на нее права не имеет. Введение в обиход социального права – по всей вероятности, один из наиболее мощных факторов, способствовавших «национализации» европейских обществ в конце XIX века. Все великие социальные законы, принятые в это время, содержат множество пунктов, ущемляющих права иностранцев; произошло это прежде всего потому, что одной из главных целей принимавших эти законы была охрана национального рынка труда. Не останавливаясь на этом вопросе подробно, подчеркну лишь, что отныне иностранец уже не может осуществлять свою профессиональную деятельность, не получив предварительно от министерства иностранных дел разрешения проживать во Франции. А разрешение это выдается только в тех случаях, когда испрашивающий его индивид не является для коренных жителей конкурентом на рынке труда. Принятие этих новых установлений совершается в обстановке интенсивной политической мобилизации, которая позволяет представителям народа дать четкие определения символам «национального сообщества», от имени которого они говорят, и в то же самое время выработать негативные, снижающие образы тех, против кого направлена вся логика социальной защиты, – а именно против иностранцев. Если гуманистические и демократические идеалы при этом, несмотря ни на что, остаются в силе, то лишь по той причине, что иностранцы по большей части также являются выходцами из государстванации, которое защищает их интересы. Отсюда – первостепенное значение международных конвенций об иммигрантах, посредством которых представители различных суверенных народов защищают права граждан своих собственных государств. Именно тем значением, которое приобрела проблема «национальной защиты» (или национального «протекционизма»), объясняется, на мой взгляд, интерес правительства Третьей республики к национальности (nationalité), а не только к гражданству (citoyenneté). Как прекрасно показывает дискуссия, предшествовавшая принятию в 1889 году первого французского закона о национальности, главной целью, к которой стремились законодатели, было отыскание свойства, общего для всех французов, – принципа идентичности, на котором можно было бы построить единую группу и объяснить ее целостность. Закон этот, принятый после восьмилетнего парламентского обсуждения, является в социологическом плане итогом процесса институционализации такой социальной группы, как «суверенный народ», – именно благодаря этому «суверенному народу» и внутри его смогут возникнуть другие социальные группы (пусть даже некоторые из них появятся на свет одновременно с этой главной социальной группой).