Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Не следует, однако, видеть в политике выплаты пособий только плод либеральной философии. Причины того, что у отделения государства от гражданского общества имелось в ту пору столько убежденных защитников, коренятся также и в экономическом и социальном контексте тогдашней эпохи. Как ни удивительно, проблема въезда польских беженцев на территорию Франции не заинтересовала ни одного из участников дискуссии 1832 года. Речь не идет о том, должна ли Франция принимать этих беженцев на своей территории. Это само собой разумеется, тем более что в это время полиция еще не имела средств контролировать въезд в страну. Чтобы понять, каким образом ставился в ту эпоху вопрос о беженцах, следует иметь в виду, что французское общество было тогда в очень слабой степени «огосударствлено». Для того чтобы закон применялся в равной мере на всей территории страны, правительство должно обладать достаточными людскими и материальными ресурсами. Между тем в первой половине XIX века ни того ни другого ему явно не хватало. Пирамидальная и централизованная структура французского государства, конечно, облегчала воплощение в жизнь политических решений, однако неразвитость средств сообщения и слабость местных администраций делала исполнение закона весьма проблематичным. Государственные чиновники могут заставить уважать тот или иной закон лишь в том случае, если они имеют возможность воздействовать на всех людей, подлежащих их власти. А это, в свою очередь, возможно лишь тогда, когда люди эти, как минимум, занесены в какую-нибудь «бумагу», переписаны. Именно для того, чтобы осуществить на практике

идеи Конституции 1791 года, республиканские власти в 1792 году постановили поручить всем мэрам вести книги записей актов гражданского состояния (прежде дело это находилось в ведении Церкви), ибо иных письменных форм удостоверения личности в ту пору не имелось, а без них оказалось бы невозможным участие людей в политической жизни и, больше того, в жизни гражданского общества [267] . Сходным образом государство стремится опираться на письменные документы для того, чтобы проверить, в самом ли деле личности, просящие вспомоществования, являются беженцами. По мнению министра юстиции, беженцами следует считать иностранцев, «не имеющих паспорта и не могущих прибегнуть к помощи какого бы то ни было посла, который разрешил бы им присутствовать на нашей территории». Однако очень быстро выясняется, что этого критерия совершенно недостаточно. Многие иностранцы, не являющиеся беженцами, не имеют паспортов, и, наоборот, определенное число польских изгнанников имеют паспорта, выданные французским посольством в Варшаве. Все это свидетельствует об «иррациональном» характере использования государственными чиновниками той эпохи такого документа, как «удостоверение личности». Чиновники требуют, чтобы беженцы представляли им свидетельства о рождении, документы, подтверждающие их принадлежность к той или иной «национальности» и удостоверяющие социальное положение, которое они занимали в своей родной стране. Однако беженцы чаще всего не могут предоставить такие бумаги: либо потому, что на их родине письменные документы распространены еще меньше, чем во Франции, либо потому, что им не удается их получить. Сталкиваясь с отсутствием документов и с обилием поддельных бумаг, чиновники оказываются вынуждены опираться на показания свидетелей, прибегать к традиционной технике идентификации личности – такой, как опросы очевидцев и очные ставки. Для того чтобы выписать тому или иному беженцу пособие, требуются свидетели, которые подтвердили бы его «благонравие». На местах оценкой показаний беженцев занимаются комиссии нотаблей; они изучают их физический облик и взвешивают правдивость их утверждений. В этом контексте пособия, как и паспорта, оказываются наилучшим способом

материализации

существования индивидов, к которым пока не найдено иного подхода. Беженцы в эту эпоху – еще не люди, «обладающие правами», но лица, ищущие милостей. Они подпадают под контроль государства лишь в те моменты, когда физически предстают перед глазами людей, выписывающих им пособия. Чтобы получить причитающуюся ему сумму, беженец обязан ежемесячно являться в мэрию. Сходным образом всякий человек (и француз, и иностранец), желающий перебраться из одного кантона в другой, должен испросить у префекта или мэра паспорт. В эту эпоху министерство внутренних дел занимается и надзором, и благотворительностью по той причине, что государственные чиновники должны «не сводить глаз» с тех личностей, за которыми они желают осуществлять наблюдение; регулярная раздача пособий облегчает эту процедуру. Именно в связи с этими обязанностями чиновников категория «беженцев» начинает обретать материальную форму. Принятие закона 1832 года влечет за собою перевод беженцев из ведения военного министерства в ведение министерства внутренних дел, в рамках которого в 1833 году создается особый «отдел иностранных беженцев», где собирается информация, предоставляемая мэрами и префектами. В тот момент, когда беженец является в мэрию просить о пособии, мэр записывает в специальный журнал его имя, время и место рождения, причины, по которым он приехал во Францию, социальное положение; сведения эти передаются префекту, а от префекта поступают к министру внутренних дел, который в конечном счете и принимает решение о выплате пособия и его размерах. Благодаря этим журналам создаются первые списки «национальностей». Общую статистику всех беженцев установить еще невозможно, однако благодаря выплатам государственных пособий становится возможным учесть по крайней мере всех беженцев, получающих помощь от государства.