Крыльями прикасаясь к поверхности вод, летит, превращенная в птицу Алкиона далее, и жалобными криками наполняет воздух. Юными крыльями прижимается она к бездыханному телу супруга и жестким, холодным клювом своим напрасно целует его. Приподнялся Кеикс: не знают люди, почувствовал ли он те поцелуи или поднялся от напора волн. Но Кеикс почувствовал их.
И Кеикса боги превратили в птицу – зимородка. Неразлучны как прежде Алкиона и Кеикс в своем новом виде, и так же нежно любят друг друга. Семь тихих дней в зимнюю пору спокойно сидит Алкиона в свесившемся над волнами моря гнезде своем. Безопасен тогда путь по морю. Эол, отец ее, чтобы не тревожить птенцов, сдерживает на все это время ветры.
(Овидий. Метаморфозы. XI, 749-795)
Эсак, из древнейшего рода троянских царей, был сыном Приама; дочь речного бога Граника, прелестная Алексироя тайно родила его у подножия тенистой Иды. Юноша ненавидел городскую жизнь; его манило вдаль от блестящего двора, в сельские поля и в уединенные горы. Изредка приходил он только на собрания троян. И однако не грубое сердце билось у него в груди, и нежное чувство любви не было ему незнакомо. Часто преследовал он в лесах прелестную нимфу Гесперию, дочь речного бога Кебрена. Однажды увидел он, как на берегу отцовской реки она сушила на солнце раскинутые по плечам волосы. И только приблизился он к нимфе, как она пустилась бежать, и бежала, как испуганная лань от серого волка, как утка от ястреба, напавшего на нее вдали от покинутого ею пруда. Троянец неотступно преследует нимфу, и они стремятся вдаль: он – движимый любовью, она – страхом. Вдруг ехидна, скрывавшаяся в траве, жалит бегущую нимфу в ногу, и яд остается в ране. Вместе с жизнью прекращается и бегство. Юноша, вне себя от горя, обнимает бездыханную. "О, как раскаиваюсь я, – восклицает он, – как раскаиваюсь в своем поступке. Ведь я этого не мог предвидеть, ведь не такой жертвой желал я достигнуть победы. Мы оба убили тебя, бедная: змей тебя ужалил, но причина твоей смерти – все-таки я. Я стал бы хуже ехидны, если бы сейчас не искупил смерти твоей своею смертью". Сказав это, он бросился с утеса в море. Фетида сжалилась над погибшим: тихо приняла она его в свое лоно, покрыла его перьями, в то время как он был погружен в волны, и таким образом не допустила страстно желаемой смерти. Но любящий юноша гневается, видя себя, вопреки собственному желанию, осужденным на жизнь, видя, что душе его не дозволено покинуть жалкую оболочку; одаренный крыльями, летит он вверх и оттуда снова бросается в волны. Перья облегчают падение. Эсак приходит в ярость, снова низвергается, головой вниз, в пучину, но тщетно ищет он смерти. Любовь иссушает его; необыкновенно удлиняются исхудалые ноги и шея. Он любит море, и, так как в нем ныряет, называется нырком.
(Овидий. Метаморфозы. XIII, 750-897)
Акид, сын Фавна и нимфы Симефиды, полюбился своей красотой нереиде Галатее. Ему было не более шестнадцати лет, и едва заметный пушок оттенял его щеки. Сердце его было исполнено любви к прелестной нереиде, и она также была счастлива только с ним. Но в то же время преследовал ее безграничной любовью исполинский циклоп Полифем. На нем сказалось все могущество Афродиты: лютое чудовище, к которому не заходил безнаказанно ни один чужеземец, грубый презиратель богов небесных познал любовь. Страсть к Галатее вполне овладела им, сердце его пылало ярким пламенем, и позабыл циклоп стада свои и пещеры. Появилось в нем желание нравиться, и он стал заботиться о красе тела; мотыгой причесывал он щетинистые волосы и серпом стриг косматую бороду; смотрелся в воду и изучал выражения своего лица. Природная его дикость и кровожадность исчезли, и чужие корабли проплывали мимо него безопасно. Так прибыл в Сицилию знаменитый предсказатель Телем и, посетив циклопа, предрек ему, что Одиссей лишит его единственного глаза, находившегося на середине лба. "О глупый прорицатель, – сказал, смеясь, циклоп, – другая уж похитила у меня глаз". Клинообразной вершиной выдавался далеко в море скалистый холм, с обеих сторон омываемый прибоем волн.