Мифы о хорошей девочке. Как разрушить стереотипы и начать жить по своим правилам

Так случается сплошь и рядом. К тому времени, как девочка вступает в пубертат, все вокруг твердят ей одно и то же: нужно контролировать тело, чтобы оно соответствовало стандарту. Реклама, кино и телевидение подсовывают нереалистичные образы женской красоты. Мы воспринимаем тело не как источник радости и удовольствия, а как груду плоти, за которой нужен глаз да глаз. Многие из тех, кто подвергся сексуальному нападению (худшей форме насилия над телом), сталкиваются с недоверием, предательством и психологическим давлением со стороны самых близких людей, которым рассказали о случившемся. Им не верят. Чтобы выжить в реалиях жестокого, женоненавистнического мира, мы вырабатываем защитный раскол между разумом и телом. Даже если вы избежали серьезной травмы или насилия, я уверена, вы знаете девочку или женщину, которым выпало это на долю. Я уверена, вы получали психологические удары в виде ехидных комментариев, критики и рекламы, из которых следовало, что ваше тело не такое уж и чудесное.

Один из основных способов общения тела с нами, а также ключ к интуиции — это чувства. Нам не нужны доказательства и умозаключения, нам даже не нужно понимать, откуда мы знаем то, что знаем; мы просто

знаем. Согласно одному из праотцев современной психологии Уильяму Джеймсу, чувства появляются сначала как телесные ощущения, а затем мозг называет их «радостью» или «печалью» и объясняет, что мы испытываем[36]

. Еще до того как мозг уловит эти эмоции, тело говорит с нами через чувства: волосы на руках встают дыбом, мурашки бегут по спине, сердце уходит в пятки, суставы болят перед грозой.

Но патриархат внушает нам, что чувства и эмоции — признак слабости. Мы стыдим мальчиков и мужчин, обзываем их бабами и девчонками (будто быть женщиной — худшее оскорбление в мире), когда они выражают печаль или тревогу. Мы стыдим женщин, называем их сумасшедшими и истеричками, когда они якобы слишком остро реагируют на подавление, агрессию и жестокость. Патриархат лишает мужчин мужества, а женщин — женственности. Один из самых простых методов дефеминизации — стыдить за чувствительность. Истерия когда-то была самым настоящим медицинским диагнозом, выдуманным врачами-мужчинами, которые не знали, что делать с женскими чувствами и правдой, которую они показывают. Называя женщин истеричками, им было легче контролировать их. Можно было упрятать их в психушку и игнорировать их страдания (например, сексуальное насилие) как бред сумасшедших. Очень удобно. Или просто назвать их ведьмами. Как написала психиатр Джули Холланд

^{21} в чудесной колонке New York Times: «Женская эмоциональность — признак здоровья, а не болезни; это источник силы. Однако от нас постоянно требуют держать свои эмоции в узде. Нас учили извиняться за слезы, подавлять гнев и бояться, как бы нас не назвали истеричками»[37].

Хотя истерия как диагноз, к счастью, осталась в прошлом, мы все еще живем с ее последствиями. Мама рассказала мне чудовищную историю о том, как несколько раз ходила к врачам и жаловалась на острую, невыносимую боль в боку. Все врачи в один голос заверяли, что с ней все в порядке, и игнорировали боли (уверена, ситуацию усугубляло еще и то, что она иммигрантка и говорит с акцентом). Однажды вечером у нее появилось сильное предчувствие, что проблема серьезная, и она сходила к еще одному врачу, который тоже не обратил внимания на ее мучения, но она заявила, что никуда не уйдет, пока он не сделает все необходимые анализы. Он сдался, и оказалось, что у нее воспалился желчный пузырь и нужна срочная операция. Мой отец, сам врач, не верил своим ушам. «Если бы ты не настояла, тебя бы сейчас не было с нами», — сказал он.

Подруга рассказала мне похожую историю про свою сестру, которой несколько врачей говорили, что у нее ипохондрия, пока наконец не поставили диагноз «рассеянный склероз». «Лечение могли бы начать намного раньше, если бы поверили ей и правильно поставили диагноз, — говорила моя подруга. — Она жила всего в часе езды от Клиники Майо, где работают лучшие в мире специалисты по рассеянному склерозу».

Когда весь мир, включая современную медицину, не верит нашим чувствам и боли, мы тоже начинаем сомневаться в себе и перестаем доверять телу. Вероятно, самая большая опасность слепого доверия логике — смерть. Сомневаясь, мы перестаем защищать себя в глухой медицинской системе. Мы попадаем в порочный круг: отвергаем чувства, болеем, сталкиваемся с недоверием — и еще больше отвергаем свои чувства и еще сильнее болеем.