Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— Чав! Чав! С виду такое послушание, а вот поди с ними управься! Правы, пожалуй, те ученые, которые утверждают, будто исконная общинная организация индейцев была порушена испанским индивидуализмом, этим источником нашего вождизма. Креольский вождизм, индейское безразличие, пьянство метиса и колониальная теократия — вот те язвы, которыми корят нас североамериканские дельцы и дипломаты из европейского обезьяньего питомника. Поддерживая здешних революционных флибустьеров, они хотят обесценить нашу валюту, прибрать к рукам наши железные дороги, таможню, вырвать концессии на рудники… Но мы выбьем у них козыри из рук, вытащив со всеми почестями из тюрьмы будущего президента республики!

Генерал фальшиво расхохотался. Подобострастно осклабились подобравшиеся на сиденьях адъютанты. Драгунский конвой, блистая начищенными кирасами и воинственно бряцая оружием, тесным кольцом окружал ландо. Зеваки, опасаясь конной охраны, рассеялись. Опустевшая улица затихла. Лишь какой-то индеец в накидке и широкополой шляпе, стоя на коленях, отбивал на краю тротуара земные поклоны, да бильярдисты, высыпавшие на балкон «Испанского казино», шумно аплодировали. Мумия в длиннополом сюртуке отвечала с квакерской солидностью, приподнимая шляпу. Адъютанты по-военному брали под козырек.

V

На фоне лучезарной морской чаши драматично громоздился форт Санта-Моника. У его ворот выстроился караул. В ответ на приветствие полковника Иринео Кастаньона Деревянной Ноги на бесстрастном, словно индейская маска, лице тирана не дрогнул ни один мускул. С надменностью восточного идола он только бросил отрывисто:

— В какую камеру помещен дон Роке Сепеда?

— Номер три.

— Надеюсь, полковник, вы оказали должное уважение знаменитому нашему патрицию и его друзьям? Политические разногласия в рамках закона заслуживают со стороны властей всяческого признания. По всей строгости законы должны применяться только к тем, кто захвачен с оружием в руках. В дальнейшем вы должны будете придерживаться этих инструкций, а сейчас мы намерены повидаться с кандидатом в президенты от оппозиции. Полковник Кастаньон, ведите нас.

Полковник, козырнув, сделал поворот, причем деревянная нога его, неподвижно вытянувшись, описала в воздухе полукруг. Под звяканье ключей группа двинулась дальше. Полковник Кастаньон зычно скомандовал:

— Дон Тринидад, идите вперед!

Дон Трини в протертых на суставах башмаках помчался по переходам. Заскрежетали засовы и дверные петли. Отперев железную решетку, он побежал дальше, ритмично позвякивая связкой ключей. Как канатный плясун, он вскидывал ножками, щеголяя своими потертыми, когда-то лаковыми башмаками. Полковник Иринео Кастаньон возглавляет шествие, чеканя шаг. Так! Так! Хромоногий ритм шагов Деревянной Ноги усиливало эхо, разносившееся по переходам и галереям. Так! Так! Тиран, помесь церковника с лисой, хищно ощерясь, вышагивал среди своих ящероподобных адъютантов. Комендант-полковник громко отрапортовал:

— Камера номер три!

Шагнув через порог, Бандерас снял в знак приветствия шляпу и сощурился, пытаясь разглядеть среди толпы арестантов дона Роке. Заключенные обернулись к дверям и замерли в немом испуге. Освоившись с царившим в камере полумраком, тиран прошел между рядами гамаков. С преувеличенной церемонностью он отвесил почтительный поклон группе, в центре которой находился дон Роке Сепеда:

— Дон Роке, я лишь недавно узнал о вашем аресте. Сообщение это глубоко меня возмутило! Со всей искренностью прошу вас принять уверения в полной моей непричастности к этому печальному недоразумению. Сантос Бандерас, смею вас заверить, преисполнен глубочайшего уважения к столь выдающемуся политическому деятелю и полагает, что наши идеологические разногласия не так уж непримиримы, как, может быть, считаете вы, досточтимый дон Роке. Как бы там ни было, в области политики вы являетесь для меня тем противником, который, сознавая гражданский свой долг, действует лояльно, никогда не позволяя себе нарушать букву и дух нашей конституции. Как известно, я действовал со всей строгостью, когда судили авантюристов, пойманных с оружием в руках и, стало быть, поставивших себя вне закона. К таким авантюристам, которые не останавливаются даже перед провоцированием иностранного вмешательства, я всегда буду беспощаден, но эта моя позиция вовсе не исключает уважения, больше того, симпатии к тем, кто борется против меня, соблюдая установленные в нашей стране правовые нормы. Вас, дон Роке, я хотел бы всегда видеть стоящим на стезе закона и хотел бы заверить вас в том, что весьма ценю ваш патриотизм и что меня восхищает ваше благородное стремление пробудить гражданское самосознание у туземной расы. Об этом мы еще будем иметь случай потолковать с вами, а сейчас я хочу еще раз принести свои извинения за прискорбную полицейскую ошибку, благодаря, впрочем, которой это пристанище порока и разврата было возвеличено присутствием доблестного мужа, как сказал бы поэт Гораций.