Через два дня после дуэли, когда Тьерри встретился с Хосефиной, она оживленно и горячо заговорила с ним. Ей было уже известно о поединке и о той блестящей роли, которую сыграл ее поклонник. Повсюду только и говорили о решимости Хайме не отступать. Хосефина сама слышала такие, например, слова:
— Тьерри совсем не умеет фехтовать, но сказал во время поединка: «Если он проткнет меня, то и я успею сделать то же самое».
Эта фраза почему-то казалась всем чрезвычайно комичной. Что касается обвинения, явившегося причиной скандала, а затем дуэли, то девушка либо не понимала, что оно означает, либо не придавала ему значения. Хосефина так восхищалась Тьерри, что это чувство передалось и ее приятельницам, юным, весьма надменным и элегантным аристократкам, которые тянулись к ней, считая ее очень умной и острой на язык.
Самой закадычной ее подругой была Бевель, девица, принадлежащая к одному из наиболее родовитых семейств в королевстве. Тьерри и его компания прозвали ее «Китаяночкой». Бевель, невысокая девушка с круглым выразительным лицом и черными, слегка раскосыми глазами, напоминала японку. Однажды, сидя рядом с Тьерри, она уронила шаль, он поднял ее. Платок был старый, кое-где заштопанный, видимо, у именитого семейства, к которому принадлежала Бевель, было туго с деньгами.
Дерзкий и насмешливый журналист Агилера, встречаясь с этой аристократкой, всегда говорил ей:
— Китаяночка, когда вы смотрите на меня, сердце мое стучит, как молот!
Она смеялась.
Другую приятельницу Хосефины, ее школьную подругу, звали Нини де Лонэ. Это была блондинка со вздернутым носиком, светлыми глазами, лукавым личиком, приятным высоким голосом и напоминала собой розовощеких барышень XVIII века. Платья она всегда носила легкие, воздушные, голубого или розового цвета. Хосефина в шутку называла ее Нини-мотылек.
Сеньорита де Лонэ по отцу была француженка, родители ее развелись. Отец жил с другой женщиной во Франции, а мать не покидала Мадрида, где ее удерживали дела, привязанности и интриги.
Хосефина воспитывалась вместе с Нини в монастыре конгрегации Святого сердца в одном из крупных городов на севере Франции. Нини закончила полный курс и даже получила свидетельство, дававшее ей право быть учительницей или гувернанткой в пределах Франции. Она не расставалась со своими учебниками, многое знала, любила читать и прекрасно играла на фортепьяно.
Жизнь в доме мадам де Лонэ, вероятно, частенько осложнялась серьезными денежными затруднениями. Мать Нини была интриганка и, видимо, мошенница. Долги, счета, уловки, кредиторы, которых постоянно приходилось водить за нос, — все это глубоко оскорбляло Нини. Иногда девушка даже заговаривала о возможности уехать во Францию: у нее есть свидетельство об окончании курса, она будет давать уроки и помогать матери. Но ее родительница категорически противилась намерению дочери, предпочитая плести интриги и всячески изворачиваться, лишь бы жить в Мадриде и появляться в свете: она происходила из знатной, хотя и разорившейся испанской семьи.
Хосефина советовала Нини приискать себе работу и рассуждала с ней об эмансипации женщины, но для Нини служба была последним средством, к которому прибегают лишь в совсем уж безвыходном положении. Будучи убеждена в своем праве на беззаботную и роскошную жизнь, она предпочитала выйти замуж за богатого человека и наслаждаться всеми земными радостями.
Сеньора де Лонэ мало заботилась о дочери, зато Нини обожала свою мать, которая все еще выглядела молодо и оставалась красивой и грациозной женщиной. Когда они шли рядом, то казались сестрами. Представляя Нини своим новым знакомым, мадам де Лонэ избегала упоминать о том, что это ее дочь: она полагала, что в ее возрасте еще можно рассчитывать на любовные победы.
Нини и Хосефина часто прогуливались в компании учительницы-ирландки мисс О’Брайен, старого друга семьи Куэльяр. Эта добрая, чрезвычайно набожная и крайне наивная старушка рассказывала девушкам об ужасных преступлениях тайных ирландских обществ, в особенности франкмасонов. Бедная дама подозревала каждого в пагубной склонности к спиртному и вечно рассуждала о людях, имевших несчастье утратить веру или предаться пьянству.
Нини де Лонэ пугала ее своим образом мыслей, и старуха считала девушку дерзкой вольнодумкой.
— Мисс де Лонэ, — всерьез утверждала она, — не страшится ни бога, ни дьявола.
В зимние дни Хосефина и Нини гуляли с мисс О’Брайен то по одной, то по другой стороне бульвара Ла-Кастельяна — в зависимости от того, какая из сторон считалась в то время более модной. К вечеру они возвращались домой по проспекту Сан-Херонимо, на ходу здороваясь со знакомыми, иногда заходили в кондитерскую «Кафе Суисо», перекусить или полакомиться мороженым.
Тьерри познакомился с подругами Хосефины. С Нини он говорил по-французски о современных писателях и поэтах. Она кокетничала с ним и с чистым парижским произношением читала ему стихи Поля Верлен{255}
а: