Михаил Кликин. Сборник

Я слушал беседу этих двоих и думал, что схожу с ума. Пожалуй, это было самым рациональным объяснением всего случившегося.

Меня и сейчас иногда посещает такая мысль: а что, если все страшные изменения — всего лишь плод моего воображения, результат болезни ума. Реальный мир остался таким, как был, там, где он всегда находился. Но я выпал из него и сделался пленником собственного бреда. Возможно, меня держат в искусственной коме. Или я живу в комнате для буйных. И пятнадцать лет моей жизни — это просто кошмарный сон, безумный морок.

А может даже вся моя жизнь.

Возможно ли такое?..

— Вы — плод моего воображения, — сказал я Димке и Роману в то раннее холодное утро.

— Ты себе льстишь, — ответил мне Димка, сразу поняв, что я имею в виду. — Тоже мне Брахма нашелся. Солипсист хренов. Да твоё куцее воображение даже мою мозоль на левой пятке породить не сумеет!..

Через два месяца заболевший, мечущийся в постели Димка сам пытался мне объяснить, что мы — продукт его сознания, что лишь его извращенный разум способен был так обойтись с миром и человечеством.

Тогда я не нашелся, как ему ответить.

Это теперь я знаю, что он был неправ. Потому что Димки больше нет, а безумный мир продолжает существовать. И я вместе с ним.

Но что случится с миром, когда не станет меня?

Думаю — ничего.

Если бы я считал иначе, если бы я был в этом уверен, то давно повторил бы поступок Романа.

— Что ты собираешься делать, когда похоронишь родных? — спросил Димка у нашего нового знакомого. — Может быть, найдешь нас, присоединишься к компании? Мы неплохие ребята, честное слово. И девчата тоже.

— Спасибо за предложение, — безмятежно улыбаясь, сказал Роман. — Но лучше я останусь со своими. Решил уже: выкопаю могилу между женой и детьми, сяду на край и пущу себе пулю в лоб, чуть повыше переносицы. — Он показал пальцем — куда. — А вынутую землю я на специальном наклонном помосте оставлю. Ее потом дождем в могилу смоет, точно на меня.

— Шутишь? — спросил Димка.

— Ничуть.

— Но… Зачем?

Роман молча пожал плечами и опять улыбнулся. Он-то знал — зачем. Просто не хотел нам объяснять. И я вдруг понял, почему он так светло улыбается — его ничто уже не держало в этом мире, не волновало и не тревожило; он сделал свой выбор и собирался закончить все дела; он был умиротворен, словно ложащийся в гроб монах.

Мы довольно долго молчали. Нельзя сказать, что нас потрясло это признание, — наши чувства притупились за последние дни, мы слишком многое видели и пережили. Да и болезнь сказывалась. Но все же слова Романа произвели на нас сильное впечатление. А он будто и не замечал ничего, продолжал перекладывать какие-то вещи из своих баулов в наши пакеты — делился.

— Пистолет или обрез? — подойдя к нему ближе, вдруг спросил Димка.

— Что?

— Из чего ты себе пулю в лоб выпустишь? Из обреза или пистолета?

— Почему ты спрашиваешь?

— Отдай нам что-нибудь.

— А-а… — Роман опять улыбнулся, покачал головой. — Нет, не отдам. Мне к кладбищу, возможно, придется прорываться и оборону держать, пока всё не кончится. Может оказаться, что одного ствола будет мало.

— А если… — Димка посмотрел в нашу сторону, насупился. — Если мы поможем тебе? Довезем до места, прикроем, могилы выкопаем… После того, как ты… как всё кончится… Можно мы оружие заберем?

— Нет.

— Тебе же всё равно уже будет!

— Нет.

— Оно так и сгниёт там, вместе с тобой.

— Пускай.

— Тебе жалко, что ли?!

— Я же сказал — нет! — Роман переменился в лице. Наверное, в ту секунду он понял, что мы способны помешать его планам. Осознал, что эта встреча на дороге может отменить всё, к чему он уже был готов. Или даже почувствовал, что сам меняется — размякает, начинает сомневаться…

Он вскочил, за кобуру схватился. Попятился, на нас как на врагов глядя. Это был уже совсем другой человек — озлобленный, недоверчивый, опасный, непредсказуемый. Мы все замерли, притихли, пораженные случившейся переменой и, особенно, её внезапностью. Только Димка что-то еще пытался доказать, пустые руки простирая, елейный голосом увещевая:

— Ладно, не хочешь, как хочешь… Я же просто… Жалко, что стволы пропадут… Вот и думал…

— Не лезьте в мои дела, — хрипло сказал Роман. — Если увижу, что едете за мной, — буду стрелять.

Он, не выпуская нас из поля зрения, подобрал свои сумки, бросил их в машину. Взял в руки обрез, шагнул к нам. Я невольно подвинулся вперед, Олю собой заслоняя. Роман это мое движение, кажется, заметил, оценил и немного смутился.

— Уходите своей дорогой, — сказал он, опуская ствол к земле.

— Куда уходить? — буркнул Димка.

— Туда, где нет людей, — сказал Роман. — Может быть, еще поживете. Год или два — если хорошо спрячетесь. Но рано или поздно эти твари доберутся до вас. Или вы сами в них превратитесь. Так что готовьтесь. Год или два. Это очень много. Мне, чтобы приготовиться, хватило одной ночи и одного утра.

Сказав так, он сел в «БМВ» и уехал.

Тогда я не понял, к чему призывал нас готовиться Роман. Думал, что он предупреждал о нашествии зомби.

Нет же, конечно.

Он говорил, что у нас есть год или два, чтобы смириться с неизбежностью и принять мысль о смерти — то есть, стать такими, как он.