О своем планируемом браке и решении уехать на место жительства мужа, в США, я сообщила Михал Михалычу в последние дни съемок «Попечителей». Кажется даже, что это было в самый последний съемочный день, мы снимали заставки к финалу. Каждый герой по очереди оборачивается на камеру: крупный план, вспышка, стоп-кадр и портрет готов – его пишет «художник-наблюдатель», которого исполнял сам Михал Михалыч. Портрет высвечивался тем или иным цветом, в соответствии с «моральным обликом» персонажа, каким он представляется «художнику». Каждый раз, когда смотрю фильм, смешно видеть свою счастливую физиономию, окрашенную в красные тона, и вспоминать, чему я в тот момент радовалась: я была невестой и собиралась уезжать. Такая победительная улыбка в финале у слегка «кровавой» Ирины Лавровны.
Сообщив Михал Михалычу о своих планах на отъезд, я не предполагала, что это как-то может сказаться на судьбе двух новых картин. Услышала с изумлением от него только:
– Ты сошла с ума! Что будет с нашими фильмами? Их положат на полку!
Мне тогда показались его страхи сильным преувеличением: где я, а где, скажем, Сахаров?! Я не была ни диссидентом, ни приятельницей кого-либо из диссидентов. Многие мои знакомые и друзья уезжали в те годы по браку за рубеж – их потом впускали обратно погостить, и никаких гонений и репрессий я не наблюдала. Выйти замуж и выбрать местом проживания страну мужа – в этом не было нарушения закона. Только оказавшись в Америке, я ощутила на себе чью-то месть «в верхах» – мне девять раз в течение четырех лет отказывали во въездной визе, отвечая моей маме, оформлявшей приглашение: «Считаем нецелесообразным». Вспомнились тогда слова Олега Янковского, сказанные мне в приватном разговоре: «Тебя занесли в черный список».
Ему сообщил об этом кто-то из влиятельных знакомых и просил меня предупредить. С приходом Горбачева и последовавшими переменами я, наконец, получила разрешение на въезд в нашу страну. К счастью, и «Покровские ворота» и «Попечители» тогда уже были на экране, правда, преодолев целый ряд запретов и препятствий.
Но в июне 1982 года я всего этого еще не могла знать. Быть свидетелем с моей стороны я попросила Регину Козакову. В память об этом событии храню фотографию: мы во дворе ЗАГСа, у Регины в руках бутылка шампанского, у меня букет, на наших лицах загадочные улыбки. В то утро, правда, еще сохранялась интрига: могли и не расписать. Михал Михалыч присутствовал на моей свадьбе в ресторане отеля «Международный» – ресторан был выбран в духе события и его участников. Когда торжество подошло к концу, он высказал пожелание повидаться перед самым моим отъездом – если отъезд, конечно, состоится.
В сентябре восемьдесят второго я собрала маленький круг друзей и маму с сестрой, в квартире на Малой Грузинской, чтобы сказать всем:
– До свидания, весной вернусь и всё расскажу!
Михал Михалыч – возвышавшийся над всеми, сидевшими в кружок за низким белым столом, читал стихи. Тогда-то я и услышала его сатирическое сочинение – в шуточном стихотворном послании другу Дэзику, Давиду Самойлову, о моем браке с американским славистом и отъезде, из-за которого под угрозой оказался выход двух свеженьких фильмов.
Перед самым уходом он попросил, если вдруг мне удастся встретить Иосифа Бродского в Америке, передать ему, что «Козаков читает его стихи». Не особенно веря в то, что такой случай может представиться, я пообещала.
Случай не заставил себя очень долго ждать. На второй год пребывания в Америке, в штате Вермонт, где мой муж Кевин работал в колледже, мы услышали о предстоящем выступлении Иосифа Бродского в каком-то близлежащем городке – и сразу приняли решение туда ехать. Увидеть и услышать Бродского было сравни чуду, а тем более я радовалась возможности передать ему слова Михал Михалыча. Как только Бродский закончил свое чтение, я протиснулась к нему сквозь плотный круг обступивших его людей.