Миша вернулся тогда. И прожил с нами много лет, в которых было и счастье…
Дмитрий Брикман
Последняя фотосессия[41]
Так получилось, что эта серия совсем непостановочных фотографий оказалась последней в жизни Михаила Козакова.
Странная штука – память человеческая. Вроде бы и история эта произошла не очень давно, и длилась она всего несколько часов, а память не сохранила ее целиком, а разбила на куски. Часть из них, по-видимому, за ненадобностью, выбросила, а часть очень подробно сохранила. Я уже давно пытаюсь понять логику, по которой происходит эта сортировка: то, что сегодня кажется важным, исчезает назавтра из памяти бесследно, а то, что казалось проходным и несерьезным, остается в голове надолго и отчетливо.
Тель-авивская квартира Ани Козаковой насквозь пробита вечерним солнцем. 6 ноября 2010 года. Михал Михалыч вкусно курит и рассказывает что-то смешное. Расползающийся по комнате дым наполняет солнечный свет объемом. Сидящая рядом Зоя положила голову на плечо отца. Как они все-таки похожи и непохожи одновременно! Михал Михалыч говорит, народ смеется, Зоя смотрит в никуда и чему-то своему улыбается. У нее часто бывает такая нездешняя улыбка.
Михал Михалыч просит поставить аудиозапись «Евангелие от Мастера», сделанную им в 2005 году. Гости слушают. Михал Михалыч слушает реакцию гостей. Я снимаю слушающего реакцию Михал Михалыча.
Мне эта мысль кажется немного странной. Конечно, это очень сильная линия романа, но она очень коротка, да и вырывать ее из контекста… Впрочем, у каждого человека есть свой «Мастер и Маргарита» Я решаю, что дома в спокойствии прослушаю запись и в следующий раз поговорю с ним более подробно на эту тему.
Михал Михалыч закурил очередную сигарету и надолго закашлялся.
Запись «Евангелие от Мастера» попала ко мне в руки лишь через полгода. Михаил Козаков был прав. И дело даже не в том, что текст огромен (запись идет три с половиной часа). И не в том, что, казалось бы, до последней запятой знакомые фразы в его прочтении звучат совершенно по-новому. Это действительно абсолютно законченное и целостное произведение. Только вот поговорить с Михал Михалычем на эту тему у меня возможности уже не было.
В год, когда Михал Михалычу исполнился бы восемьдесят один год, в день его рождения, мы собрались дома у Ани. Пили водку, почему-то вспомнили первые веселые годы приезда в Израиль, не обошлось без актерских баек – как же без них. И вдруг я увидел на стене картину, явно нарисованную с одной из фотографий, сделанных тогда, в пробитой солнцем квартире.
Елена Тришина
Михаил Козаков – сын, отец, дед[42]