Я начал медленно спускаться. Крутизна все увеличивается и увеличивается, я чувствую, что я на одних рантах, на кантах держусь. Я поднялся, не стал спускаться вниз, потому что было страшно. Потом в другом месте стал спускаться, и как-то крутизна остается, не меняется. Мы стали спускаться, спускаться, и вдруг — как бритвой отрезанное пространство, и мы вываливаемся из облака. Перед нами долина: никуда мы, конечно, не перевалили, все крутились вот на этом пятачке. Если бы нам кто-нибудь сказал, что мы будем пять часов ходить по месту, которое вообще меньше Манежной площади, мы бы не поверили.
Мы с Юриком быстро спустились вниз на дорогу. Транспорта у нас никакого нет, еще нужно ехать до города 20 километров. И вдруг сверху спускается машина: мы видим, что едет Колесников, начальник рудника. Мы, как шкодливые коты, встали так вдоль дороги, проголосовали. Витя выходит и говорит: «Ну, вы, сукины дети. Я звоню в гостиницу, вас нет, нигде нет…» У него рация, связь. Он нас дико отругал. Вот такая была история на съемках этого фильма.
Картина «Братск вчера и завтра» (1977) снята в Братске. В этой картине я практически нашел подтверждение одной идее.
Честно говоря, я ее и затеял для того, чтобы подтвердить одну историю — в Братске она существует как легенда — о ныне покойном Ароне Гиндине: он в свое время был главным инженером Братской ГЭС. И историю эту Арон мне подтвердил перед кинокамерой, что мне было очень важно. А история эта была такова.
Уже была построена плотина в Братске, уже было наполнено море. И там 58 отверстий, нет, не 58, а больше, — дыр, через которые должна идти вода. Эти дырки закрываются очень мощными воротами, называемыми шандоры. Там работают люди, плотина строится, море наполнилось уже, его как-то сливают и так далее. А внизу в котловане большое количество работающих людей. Арон Васильевич Гиндин сидит в президиуме городской профсоюзной конференции и получает записку, в которой написано: «А.В.! В шандоре 58-й секции образовалась трещина и идет вода. Что делать?» Арон Васильевич вышел, сел в машину, приехал на Плотину и пошел в 58-ю секцию. Пришел, увидел: там работают люди. Ни варить, ни менять эти ворота невозможно, а трещина — она видна. Ясно, что она будет еще больше, и еще больше будет идти вода, а если все это прорвет…
На счетмашине Арон считает сечение секции и силу воды. Это, в общем, гибель сотен людей, которые работают внизу. И Гиндин делает следующее. Он быстро всех людей выводит из секции и из котлована, то есть прекращаются все работы по сооружению Братской ГЭС, что, конечно, само по себе большое ЧП. Но Гиндин делает следующую замечательную вещь. Он велит принести ему в 58-ю секцию свет, стол и телефон и садится работать — в тулупе и в валенках. И вызывает добровольцев, и говорит: «Ребята, в общем, будем рисковать вместе. Я буду работать, и вы будете работать. Нужно забить секцию бетоном, закрыть ее вообще».
И вот эти два с половиной дня работала бригада Яковлева — нет, Яковлев — начальник участка был, а бригадир был Морахин или Муранов (потом в Узбекистан мы ездили его снимать), а Арон сидел, руководил стройкой. Телефоны, секретарша несчастная в тулупе, а эти — работали все, так сказать, под дамокловым мечом, ежесекундно рискуя умереть. Вот такие люди были раньше.
Дикие битвы Гиндина и Наймушина с Хрущевым из-за Братска сейчас звучат совершенно неправдоподобно. Хрущев сказал: «Станцию построите, и ток — в Иркутск». Ему говорят, что станция — такое колоссальное строительство, затраты таких миллиардов, людей, ресурсов — это должно быть опорным моментом нашего продвижения на восток, на север. Это — начало новой индустриальной базы, нужно там строить город. Но для этого нужны средства. Он говорит: «А там что у вас, степь или лес?» — «А там, — говорят, — Никита Сергеевич, тайга». Он говорит: «Вот замечательно, а я и не знал. А вы, — говорит, — ребята, топорики возьмите, да тайгу порубите, да постройте там город для обслуживания станции, чтоб там жили те, кто будет обслуживать станцию». И вот они и присоединившаяся к ним партийная организация Иркутска боролись с Москвой, с Госпланом, лично с Никитой за то, чтобы построить при Братске город и промышленные предприятия. И там построили в итоге, как вы знаете, огромный алюминиевый завод, который сейчас нас снабжает. Практически без братского алюминия мы бы сейчас были голы и босы.
Когда Гиндин стал строить аэропорт, приехал туда бывший председатель Госплана и сказал: «Что это строите?» — «А это будет полоса». Он говорит: «А это зачем? Станции не нужна полоса. У вас есть поляна в лесу, вот пусть туда Ан-2 прилетают. Нет, не нужно никакого бетона, никаких средств, никаких сооружений». И они, выкраивая из бюджета станции, обманывая…
Это была очень большая эпопея, кое-что из нее в фильм попало. Замечательные люди, мастодонты тех лет — это не петрушки, которыми можно было крутить, сказать — делай так — и он побежал — нет. Это были люди со своим собственным мнением, которые рисковали всем, отстаивали свое мнение, иногда и «перли на глотку».