Миланский вокзал

Именно в этот момент из-под книжного шкафа выбрался первый человек в черном – видимо, все-таки Тарантино. Перешагнув через Меццанотте, он с силой оттолкнул фигуру с бейсбольной битой, только что отоварившую Лупо, взвалил лишенного чувств сообщника на плечо и покинул поле боя.

Как только Меццанотте более или менее пришел в себя, он встал и включил свет. А увидев своего неожиданного спасителя, едва смог поверить своим глазам. На полу, прислонившись спиной к стене, сидел в пижаме пожилой пенсионер с нижнего этажа. «Геом. Маффейс» – гласила табличка под его почтовым ящиком. Единственный контакт, который был у них до этого, состоялся через пол, и его вряд ли можно было назвать дружеским.

– С вами все в порядке? – спросил Рикардо, склонившись над ним. – Хотите стакан воды? Может, вызвать «скорую помощь»?

– Да какая там на фиг «скорая помощь»! – презрительно ответил старик. – Лучше помогите мне подняться.

Меццанотте поспешил выполнить его просьбу.

– Я не знаю, как благодарить вас; если б не вы, мне пришлось бы туго. Но что вы делаете здесь с бейсбольной битой?

– Что я с ней делаю? – пробормотал Маффейс, шатаясь. – Я пришел, чтобы отдубасить тебя как следует, вот что! Я не мог спать от адского шума, который ты тут устроил. Как землетрясение, честное слово… Будто не хватает мне той кошмарной музыки, что ты обычно слушаешь!

Несмотря на то, что обстоятельства были совсем не смешными, Меццанотте пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Не каждый день чья-то грубость спасает твою задницу.

– Вы правы, я должен перед вами извиниться, – торжественно заявил он. – С этого момента всегда буду использовать наушники, обещаю.

* * *

Химера, о которой говорил Генерал, оказалась на самом деле крылатым львом. Он был сделан из камня, изъеденного смогом и стихиями, и обладал теми же квадратными формами, что и лошади, возвышавшиеся над фасадом вокзала, но гораздо менее внушительными размерами. Лев стоял, полуприсев на задние лапы, над парапетом в конце насыпи путей; его сложенные крылья упирались в крайнюю стену навеса. Мрачная свирепость в выражении его морды была почти пугающей и укрепляла мысль о том, что вместе со своим близнецом с противоположной стороны он охраняет вход на станцию.

Убедившись, что никто не наблюдает за ним, Меццанотте подошел, чтобы засунуть свернутую записку в пасть статуи. Сколько времени потребуется, чтобы его послание попало в руки Генерала? Рикардо торопился поговорить с ним: тот факт, что люди в черном были полицейскими, менял ситуацию, делая ее гораздо более щекотливой и опасной. Он должен был предупредить старика, чтобы тот не совершил какой-нибудь опрометчивый поступок – возможно, по наущению Маман, – тем более что сам Рикардо рисковал прослыть сообщником, так как до сих пор держал язык за зубами о существовании подземного поселка.

Меццанотте допускал, что Генерал, узнав о том, кто выступает против него, попробует решить дело по-своему и расправиться с врагом, прибегнув к тем партизанским методам, в которых он вроде как был экспертом, – но все-таки надеялся убедить его довериться правосудию. Если люди в черном были преступниками – в чем не было сомнений ни у Рикардо, ни у Генерала, – он мог выдвинуть обвинение, по которому их можно было бы посадить, положив конец нападениям на Сынов Тени. С другой стороны, судебное преследование сотрудников полиции – тонкое дело… Инспектор знал об этом не понаслышке.

Пока он шел обратно в отдел, его продолжала мучить мысль о том, что могло заставить Дарио Вентури сделать то, что он сделал. Рикардо не мог найти ответ, потому что был не в силах отрешиться от образа, всегда стоящего у него перед глазами. Тот Вентури, которого он знал, ни при каких обстоятельствах не совершил бы столь гнусный поступок.