Миледи и притворщик

– А ты сам то, – с подозрением вопросила кухарка, – случайно Амауту не молишься? Вот, пёс у тебя, какой огромный и зубастый.

Кажется, Гро лежал в этот момент рядом со Стианом и, разинув пасть и вывалив язык, тяжело дышал возле спасительной дырочки в тенте.

– Нет, Амауту я не молюсь. Я последователь Азмигиль и уже давно встал на путь побуждения.

– А твой пёс?

– Кошек он точно не ест. Ещё в щенячьи годы я отучил его за ними гоняться. Он их, если честно, побаивается. Особенно когтистых храмовых котов в Лилафуре.

Постепенно тема кошек и собак отошла на второй план, когда в прорези тента показались высокие стены большого города и какая-то странная пирамидальная насыпь возле его ворот. Она белела в лучах солнца и отбрасывала блики. И как бы я ни просматривалась к её неровным бокам, я все же не смогла понять, из какого материала эта пирамида сделана.

– Стиан, посмотри, – попросила я, уступая место у дыры, – у тебя зрение острее, что там такое у городской стены?

Он послушно заглянул в прорезь и с минуту всматривался вдаль, чтобы в итоге сказать:

– Какая-то насыпь из белого материала.

– Это я и сама вижу. Так что там за материал?

– Понятия не имею, – пожал он плечами, – Слишком далеко, не могу разглядеть.

– Ты и не можешь? – поразилась я. – А как же твоё чудесное зрение охотника и следопыта? Куда оно делось?

– Я же говорил тебе, – с едва заметной в полутьме улыбкой ответил он, – вначале чудесное зрение досталось моей маме от тех, кого на Полуночных островах называют пехличами, а в Сахирдине стражами огненных врат. Но когда она носила меня под сердцем, подарок чародеев пропал. К ней вернулось привычное зрение, зато я, сколько себя помню всегда мог разглядеть муху на самой верхней ветке бука и притаившуюся в траве утку на другом конце пруда. А теперь вот не могу. Кажется, придётся забыть об охоте и привыкать к Я же говорил тебе, – с едва заметной в полутьме улыбкой ответил он, – вначале чудесное зрение досталось моей маме от тех, кого на Полуночных островах называют пехличами, а в Сахирдине нормальному зрению как у всех людей.

Да? Стиан вдруг лишился своего чудесного зрения? Сначала Шела потеряла, когда была беременна им, теперь вот он, когда я… Стоп, так значит, чудо-зрение теперь перешло нашему малышу, и Стиан больше не сомневается в своём отцовстве?

– Как давно ты понял? – только и смогла спросить я.

– Как только мы вышли в море. Думал, из меня выйдет неплохой вперёдсмотрящий, а оказалось…

– И ты… теперь ты мне точно веришь? Веришь, что наш малыш…

– Всегда верил.

Тут моей руки коснулась его ладонь, и Стиан украдкой приобнял меня. А я припала к его плечу и блаженно прикрыла глаза. Значит, теперь все страхи позади и подозрения отвергнуты. Стиан не просто верит мне – он знает правду. И теперь он никогда не посмеет усомниться в моей честности. А я могу быть спокойна и думать теперь только о нашем мальчике и том, как скоро мы втроём окажемся во Флесмере…

Только мысли об освобождении придавали мне сил ехать дальше в душном обозе и ожидании вечернего привала. Джандерцы запретили нашим охранникам останавливаться средь бела дня возле дорог, лесов, поселений и прочих открытых местностей на случай, если другие бандиты заметят нас и захотят устроить засаду. Поэтому мы всё продолжали и продолжали ехать по бугристым дорогам, а я всё вглядывалась и вглядывалась в мелькающие пейзажи за тентом…

Под конец дня на нашем пути снова возник город, который джандерцы пожелали объехать. И снова я заметила под крепостными стенами белую пирамиду, и она была ещё выше, чем предыдущая.

Раз Стиан мне больше не помощник, я решила достать камеру и попробовать разглядеть загадочную насыпь через приставленный к дыре в тенте объектив. Поборов тряску, я, наконец, смогла направить камеру на цель. И то, что я увидела, заставило меня оцепенеть от ужаса.

– Что там? – забеспокоился Стиан.

Я покорно передала камеру ему, силясь переварить увиденное и прийти в себя. Там под стенами города горой были сложены человеческие черепа. Сотни, тысячи черепов под носом у горожан. И ещё так тщательно, один к одному, идеальной пирамидой с одинаковыми гранями.

– Эмеран, – шепнул Стиан, передавая мне камеру, – ты сможешь снять это?

– Снять? – немного оторопела я, но тут же вспомнила, ради чего вообще я четвёртый раз посещаю Сарпаль. – Попробую.

Примериваясь объективом к дырке, я нацелилась на груду черепов и сделала пару снимков.

– Ты знаешь, что это такое? – между делом спросила я Стиана. – Для чего им это нужно? Кем были те люди?

– Полагаю, пищей для Амаута.

– Того самого кровавого бога джандерцев?