Матросы уже давно успели спустить лодку на воду, стражи Муаза и Сураджа продолжали биться в двух десятках метров от нас, а я ясно поняла, что помощи мне ждать больше неоткуда. Сурадж выстрелит и не поморщится – так сильна его ненависть ко мне. А моя к нему?
– Моли о пощаде и может быть, я тебя прощу, – соблаговолил сообщить он.
– Прошу тебя, не делай этого, – прошептала я. – Я ношу под сердцем ребёнка. Он ведь ни в чём не виноват.
– На колени, – велел Сурадж. – И опусти глаза, чтобы я видел твою покорность.
Проклятый тиран! Женоненавистник! Ладно, я сделаю это. Я что угодно теперь сделаю, лишь бы мой сын жил.
– А теперь повтори свои мольбы кротко и смиренно.
Ненавижу, ненавижу этого мерзавца!
– Прошу, господин…
– Кротко!
– Молю, мой повелитель, не наказывай моего нарождённого малыша. Его душа чиста, за ним нет вины перед тобой.
– А кто же виноват? – издевательски вопросил он.
– Я, я одна во всём виновата.
– Дальше, – в нетерпении потребовал он.
– Я обидела тебя.
– Нет, говори обо всём, что ты сделала.
– Я… я не была внимательна к тебе и твоим чувствам.
– Ещё!
– Я сбежала от тебя к другому мужчине.
– Ещё!
Да как же ты надоел со своими "ещё"! Будь ты проклят!
– Я забрала с собой то, что мне не принадлежало.
Тишина. Кажется, такого признания Сурадж не ожидал.
– Я забрала не только портреты твоих женщин, но и драгоценности, что ты им дарил.
Да, я призналась в том, о чём он даже думать не мог, выдала себя с головой. Ну же, рыбка, заглоти мою наживку.
– Они подкупали меня, дарили твои браслеты и кольца, лишь бы я сделала портрет каждой краше чем есть. И я брала их украшения себе. Целый сундучок насобирала. Молю тебя, мой повелитель, прости меня и прими обратно сокровища, что всегда принадлежали Сарпам. Только сохрани жизнь моему сыну.
На лице окаянного тирана отразилась смесь гнева и удовольствия. Он был счастлив видеть меня униженной, растоптанной тряпкой. Ему ужасно льстило моё жалкое положение. И, несмотря на неожиданное для него признание, что я присвоила себе драгоценности Сарпов, поиздержавшийся после побега Сурадж явно был бы рад вернуть себе свои богатства.
– Где они? – требовательно вопросил он. – Где сокровища моих предков?
– Здесь, – поспешила я вынуть из тюка сундучок и поставить его перед собой. – Вот же они. Открой, проверь. Я не обманываю.
Ну вот, его глаза загорелись алчными огоньками. Что б это золото стало последним, что ты увидишь в этой жизнь, ибо ты это заслужил!
Моя ладонь лежала на крышке сундучка и явственно чувствовала вибрацию, исходящую изнутри. Вот она – сила Чёрной Матери, что питается женской ненавистью к мужчинам. Она по-прежнему со мной, а сама я, похоже, окончательно стала ведьмой, ничем не хуже Алилаты. Ну и пусть. Если кровавое колдовство защитит меня и моего сына, я не стану им гнушаться.
– Открой защёлки, – скомандовал Сурадж, и я осторожно коснулась металлических пряжек на сундучке, чтобы выполнить его приказ. – А теперь в сторону.
Я послушно отползла назад, когда он поддел дулом ружья ручку на крышке и приподнял её.
Воздух рассекла металлическая вспышка – это кинжал Камали вылетел из сундучка, блеснув отражёнными лучами солнца на лезвии. Я не успела моргнуть, как впереди раздался то ли хрип, то ли вой. Я подняла глаза и увидела Сураджа и кинжал, что вонзился в его лицо, пройдя насквозь через обе щеки. О боги, что это, что я наде… да нет же, в сторону сочувствие. Я не совершила самого страшного, и он пусть радуется, что не умер. А вот мне пора бежать.
Я захлопнула сундучок и поспешила запихать его обратно в мешок. Встав на ноги, я увидела упавшего на колени Сураджа с перекошенным от боли лицом. Торчащее лезвие мешало ему сжать челюсть и сказать хоть слово, и оттого он лишь стонал и булькал. Кровь заливала его щёки, а сам он потянулся рукой к пронзившему его кинжалу.
– Коснёшься рукояти, и сила Камали покарает тебя, – предупредила я. – Как и любого мужчину, что бросит вызов её верным дочерям.
– Е-е-е… а-а-а. – только и смог проголосить Сурадж.
– Что? – не осталась я в долгу. – Повтори ещё раз, но со смирением.
О, как же его задели мои слова. Крылья носа стали угрожающе раздуваться. Руки потянулись к выроненному ружью, но я была начеку. Схватив его первой, я не придумала ничего лучше, как наставить его на Сураджа.
– А теперь подай своим людям сигнал, чтобы отступали.
Сурадж снова что-то промычал, злобно сверкая глазами, и я поняла, что сказала глупость. Его гвардейцы до сих пор с упоением махали саблями перед носом стражей Муаза и даже не заметили, что инициатива теперь в моих руках и с любой миг я могу оставить их без сатрапа.
– Мой супруг, любовь моя… – раздался женский крик со стороны рек, и вскоре к Муазу подбежала Нафиса.
Какое счастье, что она жива. Вот кто остановит битву и даст нам уйти.
– Скажи вашим людям, чтобы бросили оружие и отошли назад, – не опуская ружья, сказала я ей.
Припав на колени рядом с мужем, она первым делом потянулась к кинжалу, чтобы вынуть его из раны, но увидев силуэт трёхгрудой богини, тут же одёрнула руку.