Милюков

На совещании с комиссией Исполкома Милюков фактически остался в одиночестве. Он вел жаркую дискуссию с руководителями Совета. Церетели вспоминал, что министр иностранных дел тщетно пытался убедить присутствовавших в правильности своих расчетов на то, что большинство социалистов западных держав отвергают «циммервальдовский» курс и ни в коем случае не откажутся от «национальной» точки зрения.

Восьмого марта была образована постоянно действующая Контактная комиссия Исполкома Петроградского совета «в целях осведомления Совета о намерениях и действиях Временного правительства, осведомления последнего о требованиях революционного народа, воздействия на правительство для удовлетворения этих требований и непрерывного контроля над их осуществлением», ставшая основным механизмом режима двоевластия. В состав комиссии входили председатель Исполкома Николай Семенович Чхеидзе, Матвей Иванович Скобелев, Юрий Михайлович Стеклов, Николай Николаевич Суханов, Василий Николаевич Филипповский.

Социалисты считали нереалистичными расчеты Милюкова на установление Россией контроля над проливами и Константинополем. М. И. Скобелев, ранее являвшийся депутатом Четвертой Государственной думы, напомнил Милюкову о его отчете о поездке думской делегации в Англию — Павел Николаевич тогда разъяснял депутатам, какие огромные трудности потребовалось бы преодолеть, чтобы убедить британских союзников в необходимости установления российского контроля над Константинополем. Ясно ведь, убеждал Скобелев, что эти трудности неимоверно возросли после революции.

Представители Совета потребовали, чтобы правительство опубликовало согласованное с Исполкомом заявление о внешней политике и целях войны, фактически дезавуирующее высказывания Милюкова на пресс-конференции, настаивая, чтобы в заявлении было ясно сказано, что Россия отказывается от каких-либо претензий на чужие территории. Правда, премьер Львов заявил о готовности правительства использовать только компромиссные формулы, но, по существу, согласился на выполнение требований Совета. Церетели смог доложить Совету, что не было ни одного случая, по которому правительство выступило бы против требований Контактной комиссии, носивших ультимативный характер^{636}.

Тем не менее на заседаниях правительства всё чаще вспыхивали конфликты между Милюковым и Керенским по поводу внешней политики. Об одном из них, в конце марта, В. Д. Набоков рассказал: «Керенский в очень резкой форме доказывал Милюкову, что если при «царизме» (одно из гнусных выражений революционного жаргона, чуждого духу русского языка) у министра иностранных дел не могло и не должно было быть своей политики, а была политика императора, то и теперь у министра иностранных дел не может быть своей политики, а есть только политика Временного] правительства. «Мы для вас — Государь Император». Милюков внешне хладнокровно, но внутренне сильно возбужденный, отвечал на это приблизительно так: «Я и считал, и считаю, что та политика, которую я провожу, — она и есть политика Вр[еменного] правительства»^{637}. В результате было принято решение, что члены правительства впредь не будут выступать с индивидуальными заявлениями.

Так Павел Николаевич всё больше терял почву под ногами. Ранее он был лидером левой легальной партии, теперь же в результате пропагандистских усилий не только экстремистов, но и относительно умеренных социалистов превратился в наиболее известного выразителя интересов империалистических кругов. Значительная часть населения верила, что и эти круги, и Милюков готовы жертвовать новыми сотнями тысяч жизней ради захвата турецких, а возможно, и австро-венгерских территорий.

На этом фоне Милюков одержал в правительстве небольшую победу — убедил коллег, что требуемая декларация о целях войны должна быть опубликована только как внутренний документ, но не иметь характер дипломатической ноты. Тем самым он умывал руки перед союзниками. Однако 24 марта Временным правительством было принято решение, что его члены не могут выступать с индивидуальными заявлениями по общим вопросам внешней политики, касавшееся и министра иностранных дел^{638}.

Двадцать седьмого марта появилась правительственная декларация об отсутствии захватнических целей в продолжавшейся войне и о верности союзническим обязательствам: «Предоставляя воле народа в тесном единении с нашими союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом теперь же заявить, что цель свободной России — не господство над другими народами, не отнятие у них национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов»^{639}. Такой «интернационалистский» словесный поток соответствовал духу внешнеполитического курса Петросовета, но никак не позиции министра иностранных дел.